Стиш. Вроде юморной

[Liza]

***
Рассвет бледнее, чем вчера.
Орех набрал загар.
Круглее щеки Ягоды.
Шиповник загулял.

У Клена веселее шарф,
У Поля – красный плащ.
А мне какую выбрать шаль
Для загрустивших плеч?

Э.Дикинсон

[Liza]

Пернатая надежда

Пернатая надежда
В душе свивает кров -
Звучит без края и конца
Мотив ее без слов -
И тем слышней, чем ветер злей,
Чем непроглядней мрак,
И птице, кажется, пред ним
Не выстоять никак.
На зяблой суше, в стыни вод
Хватало с ней тепла,
Она ж за песню у меня
Ни крошки не взяла.

Э.Дикинсон

[Liza]

Пучок цветов

Пришел на поле я в начале дня,
Чтоб сено подобрать за косаря.

Он поутру скосил здесь сколько смог,
Роса ему косу точила впрок.

Я посмотрел на вырубленный лес,
Звук оселка послышался, исчез…

Нет видно нам не встретиться,
И я, один пошел, по следу косаря.

"Так все должно быть,-сердце говорит,
"А врозь иль вместе,-делу не вредит."

Я дальше двинулся, вдруг из под ног
В меже мелькнул бесшумно мотылек.

Он рай цветочный средь стерни искал,
Который словно сон ночной пропал.

Он облетел по кругу луг мечты,
Но на земле лишь жухлые цветы.

Вдаль улетел, насколько видит взгляд,
И вновь ко мне вернулся он назад.

Я ж погрузился в дело и о нем,
Забыл просушкой сена увлечен.

Но краем глаза вдруг увидел я,
Пучок цветов нашел он у ручья.

Коса, что беспощадно луг смела,
Цветочный островок уберегла.

Цветов узнать бы имя, что вдали,
Как тубероза пышно расцвели.

Косарь, что росным утром здесь косил,
Цветы не нам в подарок сохранил,

Запечатлел палитрой дивной он,
Рассветный час в который был влюблен.

Чтоб мотылек и я увидев это,
Смогли вернуться в чудный миг рассвета.

Чтоб я услышал как поет коса,
И птицы утром славят небеса.

Почувствовать родства дух с косарем,
Поняв, что мы работаем вдвоем.

А поработав вместе отдохнуть,
В тени деревьев, и собраться в путь.

Беседой скоротать досуг в пути,
И братской дружбы узы обрести.

"Одна работа,- сердце говорит,
"А врозь иль вместе,-делу не вредит."

Р.Фрост

[Liza]

Лунные объятия

Я шел неспешно, дождь остановился,
Меж струями его просвет открылся.
Сквозь маску мороси луна струила свет,
На конус гор, что тьмой ночной одет,
Вдруг два луча решила вниз спустить,
Чтоб как кронциркулем вершину охватить;
В объятий заключив ее кольцо.
С любовью так порой берут лицо…

Р.Фрост

[Liza]

* * *
зря изумрудна трава и воздух янтарен
нет никому не буду впредь благодарен
коротко счастье но раз достается даром
медленно через пески с тюками тугими
будет и нам во дворе караван с товаром
станем до зорь пировать со всеми другими

полно впадать в младенчество или древность
нет никого кто дарил бы в обмен на верность
и без того по жабры в каждом богатства
жертвенник в фортку теперь существуем сами
жить на вершине и никому не сдаваться
радость взаимна за это и выпьем с вами

встарь громыхали в горах грешили красиво
может быть им до свиданья но не спасибо
лучше спасибо шмелям на цветущей липе
новорожденным скворцам на скрипучем вязе
лучше улыбка в раскопе на глиняном лике
тост черепком по чернофигурной вазе

здесь на заре во дворе шевелятся люди
плачет бубенчик на головном верблюде
скоро наверно и нам отбывать куда-то
с севера ветер ударами в стекла люто
черное облако над головой кудлато
но и за это ни слова хулы кому-то

А.Цветков

[Liza]

Статуя Жанны Д’Арк на площади Пирамид

Казалось, что она должна
Быть мощной, как Деметра в Лувре,
Но всадница была легка,
Как золотая стрекоза,
Скользящая в степях лазурных.
И мнилось, что она уже
В тех кущах, где святым привольно,
Что не сгорала на костре,
Что быть поруганной — не больно.

Е.Тахо-Годи

[Liza]

* * *

Кажется, ужас и страх не иссякнут в груди,
Как и о радости горькая память.
Можно, конечно, не думать об этом в пути —
Только не значит ли это — лукавить?

Ветер осыплет листву златорунным дождем,
Солнечный луч взрежет небо кровавою строчкой…
Дело не в том, хорошо или плохо живем,
Но как из праха земли светоносною сделаться точкой.

Е.Тахо-Годи

[Liza]

***
Сначала меришь жизнь на дни,
Потом — на годы,
Потом узнаешь, что они
Здесь непригодны,

Что начинается игра
В десятилетья
И четверть века так легка,
Как полстолетья.

И только под конец пути
От нетерпенья
Опять начнешь считать на дни
И на мгновенья.

Как будто в комнату вошел
И тут же вышел —
Вот и вся жизнь — зеркальный сон,
Цепочка чисел.

Е.Тахо-Годи

[Liza]

***
Сердце — меленький жучок —
Скребется в груди.
Не пугайся, никуда
Ему не уйти.

Как коробочка, крепка
Костяная клеть —
Ни туда и ни сюда,
Некуда лететь.

Помнишь, в детстве так жука
Сажали в коробок.
Интересная игра
В солнечный денек.

Можно к уху поднести,
Слушать, как внутри
Он скребется без конца
В поисках пути.

Ну а если он замолк,
Значит, смерть пришла —
Можно бросить коробок,
Кончена игра.

Е.Тахо-Годи

[Liza]

* * *
Только где Санта-Мария Салюта
Смотрит на тронутый зыбью залив,
Вечность застыла в руках Абсолюта,
Кудри, как волны, вокруг уронив.

Тонут в них улицы, площади, скверы,
Чайки, мосты, гондольеры, слова…
Словно вся жизнь в запредельные сферы
Для равновесия перетекла.

Но, избегая судьбы Атлантиды,
Землю покинув, на кровлю взошли,
Словно в ковчег обновленный, святые —
Все, что у Марка приют обрели.

И, улыбаясь грядущему веку,
Видят они, как закат золотит
Одновременно лагуну, Джудекку,
Ангелов крылья и дожей гранит.

Е.Тахо-Годи

[Liza]

* * *

двух близнецов, сросшихся сердцами,
разделили в клинике в таиланде.
операция прошла успешно.
прощай, мой брат.

в детской нет места для двух колыбелек,
и вторую поставили в кабинете.

здравствуйте, дети.
сегодня мы будем учиться читать.
брат читает справа налево,
я — слева направо.
он пишет левой рукой:
ябет юлбюл я, —
и спрашивает: понимаешь?
и читает мой ответ: ад.

О.Родионова

[Liza]

* * *
подводник Кузьмин обитает на улице имени себя
он разводит фрезии в свободное от подводной работы время,
раскладывает луковицы на батарее, сопя
и мурлыча под нос песни Машины времени.
фрезии не прорастают, хоть плачь, за весной весна,
Кузьмин переходит на группу Аквариум, но это не помогает.
он проблемой балконного садоводства обеспокоен весьма,
а фрезия сидит в земле, дрожит, и изнемогает,
и думает: боже, Кузьмин, ты всё-таки идиот,
неужели ты правда веришь, что я расцвету для такого?
подводнику садоводство ни капельки не идёт.
и Кузьмин вздыхает и переходит на Щербакова.
а фрезия сопротивляется из последних цветочных сил,
цепляется, упирается, старается-умирает.
что-то давно он тут не был, удобрения не вносил,
где его, интересно, носит, с кем он там загорает?
подводник Кузьмин ушёл под воду в апреле и назад не идёт.
на позывные не отвечает, никто уже и не ждёт.
а фрезия выбралась наружу, смотрит в окно, цветёт
и думает: ну, Кузьмин, какой же ты всё-таки идиот!..

О.Родионова

[Liza]

* * *
Потеряй меня в парке, у карусели, в красном пальто, по дороге в рай.
Я загляжусь на птиц, что присели на провода, а ты потеряй
Меня у киоска, где эскимо продаёт эскимоска,
А из кино
Шумно выходит подростков толпа, как матросики с трапа.
Я так мала, мне пять лет, я мала и глупа, я тебе не нужна,
Потеряй меня, папа.
Пусть мне останется пять, пусть меня унесёт бабай,
В красном пальто, по дороге в страну бай-бай,
Я не буду плакать, не буду капризничать, падать на пол,
Потеряй меня у карусели, папа.
Потеряй — у тебя ещё останутся дети —
Мальчик и девочка, брат и сестра, разве мало?..
Потеряй меня, добрый мой папа, как лишний билетик,
Чтобы я тебя
Чтобы я тебя
не теряла.

О.Родионова

[Liza]

* * *

У нас с тобою — не в глаз, а в бровь
Всегда, и всегда — одно:
Я знаю, красное — это кровь.
А ты говоришь — вино.

Нам врозь влюбиться, и врозь остыть,
И каждого Бог простит.
Я знаю стыд, и ты знаешь стыд,
Но он у нас разный, стыд.

Отговориться былым грехом,
Паскудством, дурным стишком?
Но там, где ты — на коне верхом,
Там я — босиком, пешком.

Огонь — по жилам бежит, а дым —
В глаза, вот и песня вся.
У нас с тобою Господь один,
Да разные небеса.

Нам всё поделом, по делам, а наш
Разводчик — в разрезе глаз.
Я жду, когда ты меня предашь
В пятьсот азиатский раз.

Ходящий по водам, пескам, звездам
Не видит путей простых.
Но знай: я тоже тебя предам.
И ты мне простишь, простишь.

О.Родионова

[Liza]

* * *
там неразборчиво, там непролазно почти,
как в придорожных кустах, где шуршанье и хруст,
перелистай, перепутай, затем перечти,
если не трус.

сорок четыре весёлых, четыре в уме,
двадцать испуганных, — пересчитай, — двадцать два.
перечитай, — осторожно, мне больно, — к зиме
эти слова.

их там немного — пожалуй, на слабый глоток
жёлтой синицы, клюющей стекло поутру.
глуп мой роток, на него не накинешь платок,
даже когда я умру.

носится, носится в небе моя болтовня,
белым чертя в облаках остывающий след.
в космосе тоже осталось немного меня,
а на земле уже нет.

О.Родионова

[Liza]

* * * *
Бахыту Кенжееву

Над Марсовым полем - звезды керосиновый свет,
защитная охра, потертый вишневый вельвет,
идешь и не плачешь, не плачешь, не плачешь, не пла…
…из холода, солода и привозного тепла.

Еще Инженерного - дынный не виден фасад,
и жизнь одинока, и это она - наугад
меня выбирала, копаясь в кошачьем мешке,
без всяческих выгод, не зная об этом стишке.

Когтистая музыка, книжное перевранье,
попробуйте, твари, отклеить меня от нее,
попробуйте звукопись, летопись, львиные рвы,
салат Эрмитажа, селедочный отблеск Невы.

Нас может быть трое на Марсовом поле: пастух
и мячик футбольный, в кустах испускающий дух,
забытый, забитый - в чужие ворота, и тот,
который звезду над воинственным полем пасет.

Петром привезенный, с Кенжеевым накоротке,
пастух-африканец, сжимающий пряник в руке.

На Марсовом поле - трофейный горчит шоколад,
и смерть - одинока, и это она - наугад
ко мне прикоснулась, и больше не тронула, нет,
а лишь погасила звезды керосиновый свет.

А.Кабанов

[Liza]

Исход москвичей

Вслед за Данте, по кругу МКАДа, отдав ключи -
от квартир и дач, от кремля и от мавзолея,
уходили в небо последние москвичи,
о своей прописке больше не сожалея.

Ибо каждому, перед исходом, был явлен сон –
золотой фонтан, поющий на русском и на иврите:
«Кто прописан в будущем, тот спасен,
забирайте детей своих и уходите…»

Шелестит, паспортами усеянная, тропа:
что осталось в городе одиночек?
Коммунальных стен яичная скорлупа
и свиные рыльца радиоточек.

Это вам Москва метала праздничную икру -
фонари слипались и лопались на ветру,
а теперь, в конфорках горит украинский газ,
а теперь, по Арбату гуляет чеченский спецназ,

Лишь таджики-дворники, апологеты лопат,
вспоминая хлопок, приветствуют снегопад.
Даже воздух переживает, что он – ничей:
не осталось в городе истинных москвичей.

Над кипящим МКАДом высится Алигьери Дант,
у него, в одной руке белеет раскаленный гидрант,
свой народ ведет в пустынные облака,
и тебе, лужковской кепкой, машет издалека...

А.Кабанов

[Liza]

Побег в Брюгге

Я назначу высокую цену — ликвидировать небытие,
и железные когти надену, чтоб взобраться на небо твое,
покачнется звезда с похмелюги, а вокруг — опустевший кандей:
мы сбежим на свидание в Брюгге — в город киллеров и лебедей.

Там приезжих не ловят на слове, как форель на мускатный орех,
помнишь, Колина Фаррелла брови — вот такие там брови у всех,
и уставший от старости житель, навсегда отошедший от дел, —
перед сном протирает глушитель и в оптический смотрит прицел:

это в каменных стойлах каналы — маслянистую пленку жуют,
здесь убийцы-профессионалы не работают — просто живут,
это плачет над куколкой вуду — безымянный стрелок из Читы,
жаль, что лебеди гадят повсюду, от избытка своей красоты,

вот — неоновый свет убывает, мы похожи на пару минут:
говорят, что любовь — убивает, я недавно проверил, не врут,
а когда мы вернемся из Брюгге, навсегда, в приднепровскую сыть,
я куплю тебе платье и брюки, будешь платье и брюки носить.

А.Кабанов

[Liza]

Бэтмен Сагайдачный

«Новый Lucky Strike» - поселок дачный, слышится собачий лайк,
это едет Бэтмен Сагайдачный, оседлав роскошный байк.
Он предвестник кризиса и прочих апокалипсических забав,
но, у парня – самобытный почерк, запорожский нрав.

Презирает премии, медали, сёрбает вискарь,
он развозит Сальвадора Даля матерный словарь.
В зимнем небе теплятся огарки, снег из-под земли,
знают парня звери-олигархи, птицы-куркули.

Чтоб не трогал банки и бордели, не сажал в тюрьму -
самых лучших девственниц-моделей жертвуют ему.
Даже украинцу-самураю трудно без невест.
Что он с ними делает? Не знаю. Любит или ест.

А.Кабанов

[Liza]

Толкователь спамов

Я остался на осень в Больших Сволочах
и служил толкователем спамов,
мой народ - над портвейном с порнушкою чах,
избегая сомнительных храмов.

Я ходил по дворам - сетевой аксакал,
как настройщик роялей и лютней,
не щадя живота, я виагру толкал,
увеличивал пенисы людям.

Возвращаясь на точку, и пыльный айпад
протирая делитовым ядом,
вдалеке, из-под ката, виднелся закат,
был мне голос негромкий, за кадром:

«Се – ловец человеков идет по воде,
меч, карающий - Богу во славу…»,
я припомнил чужую цитату в ворде:
«Беня знал за такую облаву…»

Забывая в смятенье логин и пароль,
черный шишел меняя на мышел,
я покинул содомную эту юдоль
и на Малые Высерки вышел.

Будто окорок вепря - коптился вокзал,
расставанием пахло до гроба,
больше жизни любил, но покуда не знал,
что в любви – я опасен особо.

А.Кабанов

[Liza]

первый снег

в не ровен час за листопадами
зима спешит к тебе и падает
за окоем
судьба качает веткой елочной
и мир готов к снегоуборочной
и мы пойдем

домой где спрятавшись за шторами
фонарь льет свет свой кохиноровый
на этажи
и с неба сыплет кашей рисовой
и малость есть еще анисовой
в сугрев души

внизу за детскою песочницей
дежурный бомж от снега морщится
на поводок
сосед берет двух мопсов — мальчиков
и мир раздавленным стаканчиком
лежит у ног

и быт наш прост до изумления
но есть кровать и отопление
и чай и Бах
и сердце бьется ложкой чайною
и жизнь как рыба на молчание
клюет впотьмах

А.Григорьев

[Liza]

ватерлоо

Тому, кто был разбит при Ватерлоo,
Врачи рекомендуют пить мерло,
Носить мундир, подсчитывать потери,
Штыком колоть под кожу силовит,
Послать гонца за бромом (се ля ви)
И вынести во всем подъезде двери.

Он думает, что жизнь еще не честь.
Повсюду щурит глаз товарищ Че,
Поводят челюстями магазины,
В конвенте правят педики в мехах,
Попробовать шаверму и джихад
Неверных завывают муэдзины.

Придет проститься Эмма Бовари,
Напьется водки, станет говорить
Про жизнь и смерть, опробует джакузи,
Сломает телевизор к иппеням,
Польет шампанским красного коня
И яблоком отравленным закусит.

Она умрет, а он пойдет в кино,
Где валят орков под Бородино,
Где горлуму сожгут родную хату.
Найдет записку через восемь лет
«Яд все еще в бутылке на столе,
Поверь, любовь опять не виновата».

А.Григорьев

[Liza]

рыбы

В этом месяце — крепком, как стылая глыба,
Слишком рано выходит на небо луна,
И плывут человеки — печальные рыбы
Вдоль по лунной дорожке у зыбкого дна.

Рыбий мир. Идентичные снулые лица.
Привыкаешь: звонят — это точно не ты,
Вынимаешь glofish, и из трубки струится
На паркет серебристая нитка воды.

Привыкаешь: беззвучие — это серьезно,
Громкость в плеере ставишь на минус один,
И сияют тебе молчаливые звезды
В час, когда ты за кормом плывешь в магазин.

Привыкаешь: любовь — это полое слово —
Колокольчик на мертвом твоем язычке.
Эта женщина станет женой рыболова —
Ты исполнишь брейк-данс у нее на крючке.

Рыбий мир несуразен и вычурно выгнут,
Но порою — когда замираешь без сил —
Пробежит по гортани и к небу подпрыгнет
«Я люблю» на серебряном рыбьем фарси.

А.Григорьев

[Liza]

* * *
я на морде мелкий прыщик
светоч страсти половой
кто меня британский сыщик
опознал как таковой

что вы в панике кричите
сам отцвел бы и угас
для чего увеличите-
льное стеклышко у вас

скорой помощью не вы ли
взвыли встали у одра
едким йодом отравили
прижигали до утра

морда зря сродни простору
от ламанша до тайги
здесь и прыщику простому
не дадут вскочить враги

а ведь как бы жил прекрасно
в кожном затаясь жиру
не лечи меня лекарство
я до свадьбы заживу

А.Цветков

[Liza]

* * *
над онегиным и ленским
правую вперед
плохо слышно кто-то женским
голосом поет

край саамский след литовский
дым кремневых стрел
этой партии чайковский
не предусмотрел

буквы алые ложатся
на последний лист
мог и лермонтов вмешаться
больно путь кремнист

в сизых сумерках эпоха
музыка орбит
жалко слышно очень плохо
если кто убит

не из китса не из донна
устные слова
снега северного тонна
музыка своя

неотвязно с текстом розно
правда или ложь
вслушайся но слишком поздно
если все поймешь

А.Цветков

[Liza]

пора топить камин

Изыскивая смысл в бессмыссленности дней,
сжигая интеллект накалом вычислений,
заметишь невзначай, что стало холодней,
и плачет старый пёс, припав к твоим коленям
дрожащей головой... Он ждёт твоей руки,
испортив скулежом научные расчеты.
так холодно ему... И смыслу вопреки,
прошепчешь обомлев - ну что ты, братец, что ты...
Я рядом, я с тобой. Какие холода...
Имеется камин, воды и пищи вдоволь.
Ну что же ты, дружок... Простыл? Оголодал?
А может быть решил, что я найду другого,
моложе и сильней? Неправильный расчет,
бессмысленности дней сомнения некстати.
Я эти холода не вычислил ещё,
наверно из меня неважный математик.
До смысла ли теперь... Пора топить камин,
надолго отложить решение задачи.
забросить всё и вся, чтоб холод за дверьми
не спрашивал меня - не по тебе ли плачут...

Лев libolev

[Liza]

***

1

Похоже, что география – важнейшая из наук.
И те, что летят над нами, – на юг – курлычут – на юг...
Которое тысячелетие проплывает осенняя весть,
доказывая остающимся, что юг действительно есть.

На ледяных широтах гуси выводят птенцов,
и те, кто не сдохнут с голоду, не умрут в зубах у песцов,
не погибнут под северным ветром – и жесток он, и жесток,
уронят юные крылья на нисходящий поток.

Я видел – над Карским морем, волнуясь и гогоча,
они взлетают с гнездовий Таймыра и Вайгача,
чтоб, пролетев полмира, клин за клином и следом в след,
грянуть в озеро в том же месте, что и в прошлую тысячу лет.

Что ведет их над миром – тайна. Тайна ставит их на крыло,
тайна гонит их прочь от края, где так солнечно и тепло, –
через горы, через пустыни, над тайгой наизусть скользя,
чтоб они возвратились к скалам, на которых выжить нельзя.

[Liza]

2

Похоже, что география – важнейшая из наук.
Овраг через весь город ползет к реке как паук.
Николай Павлович Левушкин, последний урок продлив,
длинен, извилист и каверзен, как Баб-эль-Мандебский пролив.

Двоешники, второгодники, саратовская шпана,
у которой в Липках на танцах с суворовцами война,
«гот мит унс» трофейные финки, сорок третий размер из-под парт,
что ж мы тратим лучшее время на раскраску контурных карт?

Николай Павлович Левушкин ко всем одинаково строг:
географию на отлично знает только господь бог,
мне, наверное, на четверку известен этот предмет,
что касается вас, невежды, то таких и оценок нет...

И всплывет из омута времени череда приблатненных лиц,
наизусть у доски барабанящих названия стран и столиц,
имена морей, горных цепей – недоступные нам миры
от помойки по дну оврага до подножья Желтой горы.

[Liza]

3

Похоже, что география – важнейшая из наук,
поскольку в нее включается еще и наука разлук –
не думай, не знай, не помни, не оглядывайся назад,
а дрожь самолета на взлете – это губы твои дрожат.

Видимо, география – это наука наук,
описывай то, что видишь, – тут нет никаких заслуг.
И даже в эпоху открытий наивны ее дела –
как можно открыть Америку? – она там давно была.

А все, что ты покидаешь, обращается в небыль, в золу,
режущим встречным ветром уносимую вдаль, во мглу.
Пожоговое земледелие – ты сеешь то, что пожал.
Тебя не закат догоняет – тебя догоняет пожар.

Не думай, не знай, не помни, не гляди – отводи глаза,
пробивая собой треклятые тридесятые небеса.
После тебя останется пепельная полоса –
но не бойся, она исчезнет в ближайшие полчаса.

Ю.Михайлик

[Liza]

***
Длинный осенний прилив.
Волна перехлестывает волнолом,
Белой пенной чертой отделив
тех, кто в море, от тех, кому поделом.
В желтый песчаник – камень, когда-то бывший песком, –
только что бывший волной бьет приливный накат,
что еще нужно знать о любви, если он каждым броском
отзывает песок назад.
Чайки как брызги вспыхивают в дымчатой мгле,
над литоралью сгорая в йодистом воздухе – там, вдали...
Что ж еще нужно знать о любви? И я был уже всем на этой земле,
кроме самой земли.

Ю.Михайлик

[Liza]

* * *
улитка улитка рогатый зверек
уныло ползущий по свету
летать ты им что ли давала зарок
зачем твоих крылышек нету

не дрогнет воздушных течение струй
твой чуб непослушный пригладить
а ноги хоть даже они существуй
к такому шасси не приладить

и нищий в котором ты сохнешь одна
над книжкой в жару или в стужу
сиротский твой дом без дверей и окна
с единственным лазом наружу

что пользы на мир утонувший во лжи
из маленькой пялиться жизни
другие вообще от природы бомжи
бездомные в кустике слизни

без шанса в блиндаж добежать малышам
на звук материнского клича
такое животное даже мышам
несложная к ланчу добыча

мы эвкариоты я родом из вас
присядем сестра на минуту
темнеет в орбитах от втянутых глаз
и брюхо прилипло к маршруту

давай мы своих сосвистаем скорей
сомкнетесь в ряды и споете
мы поле улиток от гор до морей
раз выхода нету в полете

А.Цветков

[Liza]

ночью

от села невесела с того ли крылечка
ставни наперекос по двору куры востры
скок-поскок только смерклось старичок-калечка
стук-постук кривой клюкой о пустые версты
узелок приторочил в узелке заначка
гнать взашей стыдный страх исчезни луна в туче
а за ним опрометью малая собачка
хоть неказист человек а свой с ним-то лучше
вот идет калечка лугом семенит бором
ягоду ли берет гриб ни гроша не давши
в пуще лешие в крик русалки в пруду хором
чуть хлебнет из горлышка и шасть себе дальше
чу не мент ли из-за бугра шагами тяжко
послушно лезет в узел где печать на ксиве
справка из диспансера нужная бумажка
ан нет является ему сам господь в силе
стой говорит калечка ничего не бойся
глаза огнем палят борода снег на брюхе
говорит зычно но голоса нету вовсе
понятно без голоса просто слова в слухе
вот говорит господь лес поляна вот речка
в лесу лоси сохаты на лугах покосы
счастлив ли ты на такой дороге калечка
или еще что-нибудь сочинить для пользы
старичок в ответ а что кому еще нужно
тут говорит чуть вбок уйма грибов и ягод
когда не подеремся живем даже дружно
люди как проспятся довольны ну и я вот
и доволен что бог а не мент участковый
и уже идти дальше погоняет ногу
только вдруг внизу трава шелестит по новой
и собачка изо всех сил говорит богу
сделай просит господи и для меня тоже
чтоб и я собачка была на свете рада
сотвори другой мир а не нынешний боже
пусть жизнь в нем окажется не беда а правда
нет говорит бог не для тебя творил время
не для тебя пространство небо с легким паром
тебе говорит бог собачка волчье семя
ни дам ни отниму живи как жила даром

и пошел себе не страшный но шибко гордый
вот выпадает роса скоро овсы в колос
калечка с заначки ослаб весь лежит мертвый
собачка сидит рядом и воет и воет в голос

А.Цветков

[Liza]

свет в конце

снова грохнуло в шпурах тряхнуло на крепи огни
мы тянули в базальте тоннель до последнего пота
все как черти в аду месяцами не видишь родни
здесь маркшейдер не имя еврея а просто работа

этой лажи не ждали он прямо лежал как игла
проверял буровые там в пробах ни лесса ни ила
только вдруг поперек нежеланная жила легла
застонала порода и нас со спины завалило

кислорода в обрез развернуть я бригаду не мог
там кварцитом обратная трасса битком до стропил вся
мы последний тротил заложили в последний рывок
метров десять по курсу последний базальт расступился

я пишу этот текст на колене пристроив блокнот
хоть вокруг ни фотона наощупь что нос что ключица
в безнадежном расчете что кто-то из прошлых всплакнет
и рассеется мрак и живой человек огорчится

неподвижен язык разведенного наспех костра
на сетчатке завис и не светит стеклянный он что ли
здесь была бы хоть боль по оставленным близким остра
но уже ни любви за пробитым базальтом ни боли

это черное небо не помнит ни звезд ни планет
не с чем сверить маркшейдеру летосчисление ада
утверждал же философ мактаггарт что времени нет
только это в тоннеле а тут его больше чем надо

потому что прописано не исправленье а месть
и живые пыхтящие следом уже не родня нам
потому что искомая вечность действительно есть
но не движется с места и вся оказалась обманом

А.Цветков

[Liza]

***
По улице моей который год
звучат шаги - мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
той темноте за окнами угоден.

Запущены моих друзей дела,
нет в их домах ни музыки, ни пенья,
и лишь, как прежде, девочки Дега
голубенькие оправляют перья.

Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх
вас, беззащитных, среди этой ночи.
К предательству таинственная страсть,
друзья мои, туманит ваши очи.

О одиночество, как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным,
как холодно ты замыкаешь круг,
не внемля увереньям бесполезным.

Так призови меня и награди!
Твой баловень, обласканный тобою,
утешусь, прислонясь к твоей груди,
умоюсь твоей стужей голубою.

Дай стать на цыпочки в твоем лесу,
на том конце замедленного жеста
найти листву, и поднести к лицу,
и ощутить сиротство, как блаженство.

Даруй мне тишь твоих библиотек,
твоих концертов строгие мотивы,
и - мудрая - я позабуду тех,
кто умерли или доселе живы.

И я познаю мудрость и печаль,
свой тайный смысл доверят мне предметы.
Природа, прислонясь к моим плечам,
объявит свои детские секреты.

И вот тогда - из слез, из темноты,
из бедного невежества былого
друзей моих прекрасные черты
появятся и растворятся снова.

Б.Ахмадулина

[Liza]

Сказка № 2

Царь поднимался рано и, пока ты
спала, шёл за порог взглянуть с утра
на небогатые свои палаты
и кол с мочалом посреди двора.

Но властный голос произнёс: “Так надо”,
и опустил на землю мрак и мглу,
и раскрутил и запустил торнадо,
молниесмертоносную юлу.

Трещала твердь, с кола рвалось мочало,
мычало радио, и облака ползли
на брюхе по земле, как до начала,
до разделенья неба и земли.

Л.Лосев

[Liza]

25 ДЕКАБРЯ 1997 ГОДА

В сенях помойная застыла лужица. В слюду
стучится снегопад.
Корова телится, ребенок серится, портянки сушатся,
щи кипят.

Вот этой жизнью, вот этим способом существования
белковых тел
живем и радуемся, что Господом ниспослан нам
живой удел.

Над миром черное торчит поветрие, гуляет
белая галиматья.
В снежинках чудная симметрия небытия и бытия.

Л.Лосев

[Liza]

* * *

Январский день, чуть пошире открой глаза,
пусть твой взгляд продлится еще немного
и щеки окрасит розовый цвет,
как у влюбленной девушки.
Чуть пошире открой свои двери, день,
чтобы нам хоть почудился выход.

Смилуйся, день.

Ф.Жакоте

[Liza]

* * *
Краски вечера вдруг опрозрачневшие как стекла
(или надкрылья)
только сегодня вечером и только здесь

беззвучный мираж

зияющий вход в прозрачную темноту
сквозящий витраж, словно водяная кольчужка,
тончайшая пленка чистой воды
лежит на всем вокруг, на луговинах, изгородях,
скалах

словно кто-то, кого видишь лишь со спины,
любезно приглашает войти
в ночь, яснее которой тебе даже не снилось.

Ф.Жакоте

[Liza]

сольфеджио

как надо петь проспектам и мостам
шиповнику и придорожной пыли
чтоб все предметы по своим местам
расположились и в дальнейшем были

с объектами такой величины
управиться на свете непогожем
нам нелегко мы петь обречены
мы просто больше ничего не можем

когда у нас ослабнут голоса
на траверсе зимы к ее приходу
пустеющего спектра полоса
пронижет обнаженную природу

когда растают тени и тела
кто опознает в отголоске малом
вселенную какой она была
напетую любительским вокалом

июль в проеме дачного окна
и сердце сильным пульсом как столица
останься здесь хоть иволга одна
секунд на семь пора еще продлится

последняя без эха и молвы
сквозь вакуум мерцающая еле
но это было все что мы могли
когда стояли у окна и пели

А.Цветков

[Liza]

* * *
в некоторых снах
повадились искусственные люди
не те что рождены как все из нас
а сотканные из пространства но
когда видны они почти живые
их не бывает но они со мной
вот например одна сидит и молча
уставилась в стакан глаза слегка
навыкате и рыжие ресницы
ей больше негде быть она и так
пропала если я проснусь

когда
я позабуду спать и просыпаться
мне больно знать куда они исчезнут
на свете места нет куда бы им
тактично отлучиться если я
вдруг прекращу их видеть и вообще
развеюсь в чьей-то памяти я сам
питомец неизвестного приюта
мы словно снега талые слои
молчим в стакан и бедные бездомны
снаружи снов пустите всех в свои

А.Цветков