Стиш. Вроде юморной

[Liza]

Бобы с чесноком

это достаточно важно:
осадить чувства
это лучше, чем бритьё
или приготовление бобов с чесноком
это то малое, что мы можем сделать,
небольшая храбрость знания,
где есть, конечно,
те же безумие и страх
в знании того,
что часть тебя
заводилась, как часы
и никогда не заведётся вновь,
однажды остановившись.
но сейчас под твоей рубашкой тикает,
и ты мешаешь ложкой бобы:
одна любовь умерла, другая — уехала,
третья любовь...
ох! любовей много, как бобов
да, попробуй, подсчитай их сейчас
грустно, грустно
твои чувства варятся над огнём,
оседая.

Ч.Буковски

[Liza]

Бизоньи сумерки

Бизонов больше нет.

И тех, кто видел бизонов, тоже нет;

Тех, кто видел, как тысячи бизонов бьют копытами, опустив огромные головы, и разбивают в пыль землю прерий в великой мистерии сумерек.

Тех, кто видел бизонов, больше нет.

И бизонов тоже нет.

К.Сэндберг

[Liza]

Тоска по дому

Морские скалы покрыты зеленым мхом.
Скалы в сосновом лесу покрыты алыми ягодами.
Меня окутывает память о тебе.

Поговори со мной о том, как тебе не хватает меня.
Расскажи, как медленно уходят долгие часы.

Поговори со мной о тяжести на сердце,
О чугунной тяжести долгих дней.

Я знаю часы, пустые, как жестяная кружка нищего в
Дождливый день, как рукав солдата, потерявшего руку.

Поговори со мной.

К.Сэндберг

[Liza]

Ночное движение - Нью-Йорк

Ночью, когда морские ветра обнимают город
И прохлада наполняет гремящие улицы, пылившие весь день и весь вечер;
Ночью, когда морские птицы окликают огни города,
Огни, врезающие в линию горизонта им одним известное название города;
Ночью, когда поезда и повозки издалека отправляются
В город, где люди просят хлеба и ждут писем;
Жизнь города - это не только день, - ночь тоже.
И ночью танцуют танцоры и поют певцы,
А моряки и солдаты ищут знакомые двери.
Ночью морские ветра обнимают город.

К.Сэндберг

[Liza]

* * *

вот на линованном листе письмо
теперь таких не пишут сразу в аську
и в скайп с ушами шасть и ну трещать
а тут листок буквально из бумаги
его с проклятием или мольбой
бывало сунешь в щель и долго ждешь
прощения или разрыва в кровь
молчишь в уме взаимно с адресатом
потом ответ но ты допустим умер
или сменил внезапно пмж
с натужным скрипом повернулся шар
в пространстве и обратно не вернется

и вдруг смотри одно из этих желтых
дошло сюда но я отнюдь не тот
кому написано и раз пятнадцать
я сбрасывал хитиновый хитон
седея и мужая отраженьем
теперь читаешь и даешься диву
как боль его бледна и гнев нелеп
он был тогда поэт и мы дружили
я отвечал из сенеки цитатой
из утешенья матери я знал
он мне ответит превзойдя размолвку
но повернулся шар и он ушел

во мрак струится школьная линовка
на ней вселенная висит неловко
где встретиться вовеки не смогла
с его проклятием моя мольба

А.Цветков

[Liza]

гость

он навестил в июльскую жару
навеселе с бейсболкой полной вишен
на пальцах вычислил где я живу
и позвонил но я к нему не вышел

меня там больше не было тогда
там поселился перегретый ветер
и пыль а сквозь него текла орда
других людей но в этих он не верил

в его глазах страна была пуста
слепой шаблон сезонов и погоды
и он вернулся в прежние места
где сам опередил меня на годы

он снова встал на отведенный пост
на высвеченном вечностью манеже
и виден мне с бейсболкой полной звезд
которые у нас в стране все реже

А.Цветков

[Liza]

* * *

разбиваясь на векторы весь этот трепет и свет
унаследован слепо но к старости сны откровенны
безопасно с утра что надежды фактически нет
только фазы любви под хитиновым кителем веры

ты снижаешься в бар сигаретный сигнал на борту
сквозь обломки футбола и ветреной феи наезды
после третьей прозренье пора постигать правоту
той последней любви за которой не нужно надежды

пусть корыстна тем люминесцентней на девушке бант
дальше кончится воздух и свет отмеряют по кванту
мудрено горевать если в горле застрял акробат
отстегнувший под куполом веру и выбравший правду

клубы алого дыма из дыр задубевших аорт
или если к последнему преображенью готовы
мир прозревшим проезжим кто девушку примет на борт
и швейцарам в шевронах в ночи отдающим швартовы

нынче третья попытка так прыгаем наверняка
в этот желтый манеж где такси прорубают орбиты
небо с беличью шкурку пока нам любовь велика
и кукушкины сестры в гнезде позади позабыты

А.Цветков

[Liza]

* * *
там на пляже живет иглокожее
на ежа отдаленно похожее
вот ужалит тебя этот еж
в жутких судорогах ты умрешь

плещет в море медуза большая
айвазовский шедевр украшая
приобнимет за плечи она
тоже судороги и хана

там на суше гуляет гиена
пожирая всех встречных мгновенно
хоть пешком попадись хоть в авто
разве судорог меньше и то

а всего за минуту до смерти
каждый жив не хотите не верьте
весь восторженный и молодой
как же быть ему с этой бедой

вам отвечу на это цинично я
лишь бы личность была симпатичная
сердце участью не береди
вся минута еще впереди

А.Цветков

[Liza]

точка отсчета

вот сижу я светлосеренький такой
свесив хвостик в час рассвета над рекой

чутким рыльцем меж кувшинок повожу
рыбку выхвачу и рядом положу

здесь на зорьке благодать у нас в логу
часто в речке отражаюсь как могу

и любуюсь до чего же я неплох
из подшерстка выковыривая блох

изумляюсь до чего же я хорош
то клеща прибью то выщипаю вошь

а за плесом где пошире берега
есть большое гнездовище у врага

чуть померкнет очертание луны
там двуногие проснутся ходуны

взгромоздятся на четыре колеса
расползутся в наши рощи и леса

но лесная философия проста
веры ноль тому кто лыс и без хвоста

ни на грош в таком животном красоты
хоть бы и млекопитающее ты

покуражатся однако и уйдут
в свой убийственный попятятся уют

там полакомятся ими от души
их железные и бронзовые вши

не для тех теченье туч и россыпь звезд
кто клыками не владеет и бесхвост

А.Цветков

[Liza]

Весть

Ознобов и бессонниц тайных
нас утомляет череда
сцепленьем слов необычайных,
не оставляющих следа.

Средь ночи добровольно пленной,
при поощреньи щедрой тьмы,
мы пишем письма всей вселенной,
живым и мертвым пишем мы.

Мы пишем как жених невесте,
нам перебоев не унять,
чужим и дальним шлём мы вести
о том, чего нельзя понять.

Мы покричим, но не услышат,
не вспыхнут и не возгорят,
ответных писем не напишут
и с нами не заговорят.

Тогда о чем же ты хлопочешь,
тонический отживший звон,
зачем поешь, чего ты хочешь,
куда из сердца рвешься вон?

А.Гингер

[Liza]

Угол

Незаслуженное чудо
ожидает за углом
тех, которым очень худо.
Обгони стоячий дом.

Усмири тревожный трепет
в шумной и большой груди.
Удержи сердечный лепет.
Темный угол обойди.

Воцари в спокойном сердце
золотую пустоту,
победи в пустынном сердце
кровяную суету.

Темный угол, угол дома
обойди и обогни.
Грянули раскаты грома,
брызнули его огни.

Тех, которым было худо,
белым счастьем обожгло.
Неожиданное чудо
не случиться не могло.

А.Гингер

[Liza]

Заколдованный замок

Что ожидало путника внутри?
Пустая одинокая постель.

Увы, не вихрь трагических волос,
Сверканье глаз, враждебный холод рук.

Не книга, озаренная свечой,
Раскрытая на горестном стихе.

Не штора, от порыва сквозняка
Зловеще вздувшаяся в окне.

Что в горестном стихе? Созвучье слов,
Навязанный, прилипчивый мотив.

Какая чушь! Заправлена постель,
И недвижима штора на окне.

У.Стивенс

[Liza]

Самая суть

Пальма на самом краю ума,
За последней гранью встает
В бронзовеющем небе.

Златокрылая птица
На пальме поет – непостижимо уму,
Непонятно для слуха.

И ясно тебе, что вовсе не разум
Делает нас счастливыми или несчастными.
Птица поет. И перья сияют.

Пальма на самом краю пространства,
И ветер блуждает в ее ветвях,
И чуть шевелятся перья, схваченные огнем.

У.Стивенс

[Liza]

Тишина была в доме…

Тишина была в доме, и мир притих.
Читающий в книгу переходил,

А летняя ночь понимала все.
Тишина была в доме, и мир притих.

Помимо книги рождалась речь,
Но над книгой читающий был склонен.

Все склонялся, чтобы суметь войти
В книги той глубинную суть,

Прозрачную, как летняя ночь.
Тишина была в доме, как должно быть.

Покой был в замысле, открывал
Верный путь в совершенство строк.

И мир притих. Истина в нем,
В мире тихом, где нет вражды,

Сама и покой, и лето, и ночь,
И читающий, что над книгой склонен.

У.Стивенс

[Liza]

В прозрачную пору винограда

Нас разделяют с морем только горы.
Отчизна, горы, море — разве я
в единой связи представлял их раньше?

Родные земли вспомнив, вижу дом,
стол, груши в миске — киноварь мазками
по зелени — лежат как напоказ.

Но воздух под светилами, сияя,
домашнюю палитру приглушит.
В его сиянье фрукты были б эхом

луны и солнца, если бы они
не больше, чем собою были. Больше!
Как море, горы, иней, лай лисы.

О, много больше! Наступает осень,
завешанная тенью гор, и соль
их ноздреватых стен вдыхает житель.

У.Стивенс

[Liza]

Тихая спокойная жизнь

Тот дом, в котором он сидел и думал,
тем, что он строил, не был, тем едва
горящим, столь же хрупким, осенённым,

как мир, допустим, где он стал жильцом,
подобно снегу, где он стал покорен
любезным притязаньям холодов.

Вот это место в это время года,
вот дом его, и комната, и стул,
и в нарастании тишайшей мысли

в состарившемся тёплом сердце взрыв
от благородных притязаний ночи:
и поздно, и один, и хор сверчков,

их лепет — всех и каждого — единый.
Не бунт сверхжизненный. Его свеча
здесь и сегодня, изловчась, пылала.

У.Стивенс

[Liza]

Простой смысл

Едва листва опала, мы вернулись
к простым вещам, как если бы сошло
на нет воображенье: без оттенков
и неодушевлённое ничто.

Как подобрать эпитет к безымянной
печали, к холодам сквозным? Дворец
стал неприметным домом. В облетевших
его покоях шарф не промелькнёт.

Оранжерея требует покраски.
Лет пятьдесят кренящейся трубе.
Все тщания — на ветер, повторенье
себе же вторящих людей ли, мух.

Само отсутствие воображенья
вообразить бы должно. Чудный пруд –
его простая суть, без отраженья –
как мутное стекло, листва и грязь,

молчанье крысы, вылезшей позыркать
на лилии увядшие, на то,
что должно бы вообразить как знанье,
как неизбежность знанья, как закон.

У.Стивенс

[Liza]

* * *
На моих щеках
Татуировка твоей улыбки

Мой рот
Вылеплен твоими поцелуями

Кислота твоих слез
Оставила следы на моих ладонях

От твоих немеркнущих писем
Разбухают мои карманы

Неуязвим
Для любого взора

И все же ты в страхе
Что женщины будут смотреть на меня?

И.Голль

[Liza]

с той стороны речи

я знаю что ты там
с той стороны речи
совершенно один
или одна как и я

у меня здесь проходит лето
судорожные полеты бабочек
чуткий трепет молодой листвы
головокружительные ночи
мимолетные словно ласточки

а что у тебя там
с той стороны речи
я никогда не узнаю
потому что эти слова
безответны как звуки
их можно услышать
но нельзя на них ответить

туда я и направляюсь
в ту сторону речи

З.Асим

[Liza]

Комарово

Куда бы нынче ни брели вы
в осенней хмари Комарова —
здесь все кончается заливом,
где пахнут тиной валуны,

где с колокольчиком тоскливым
ходила по цепи корова,
священна и неприхотлива,
вдоль мелкой пенистой волны.

Ни Канта, ни императива.
Ее скелет известняковый
все лижут языки залива
под звон бубенчика луны.

А ветер носит сиротливо
никем не слышимое слово…
Любите нас, пока мы живы,
не лживы и не холодны.

Г.Илюхина

[Liza]

Утончённый кочевник

Как необъятная роса Флориды
Рождает
Пальму в больших плавниках
И зеленую лиану, злящуюся жить,

Как необъятная роса Флориды
Рождает гимн за гимном
Из уст созерцателя,
Созерцающего все эти зеленые бока
И золотые бока зеленых боков,

И блаженные утра,
Любезные глазу юного аллигатора,
И молниеносные цвета,
Так и во мне отплясывают
Облики, блики и хлопья бликов

У.Стивенс

[Liza]

* * *
Весь дом был тих, спокоен был весь мир.
Читатель книгой стал, и летом ночь
Была себя осознающей книгой.
Весь дом был тих, спокоен был весь мир.
Слова звучали, словно книги нет,
Пока читатель льнул к странице, жарко
Желая льнуть, желая быть ученым,
Кому покорна книга и кому
Ночь летом точно совершенство мысли.
Весь дом был тих, как подобает дому,
Тишь стала частью смысла и ума,
Вратами совершенства вглубь страницы.
Спокоен мир, в спокойном мире правда,
Сама, без привнесенного значенья,
Спокойна, словно летом ночь, сама -
Читатель, льнущий ночью, там читая.

У.Стивенс

[Liza]

Утрата иллюзий в десять часов

Дома полны призраков
Белых ночных сорочек.
Ни одной зеленой
Или фиолетовой с зеленой каймой,
Или зеленой с желтой каймой,
Или желтой с синей каймой.
Никаких диковин,
Кружевных носков
Или бисерных поясов.
Люди не собираются
Видеть во сне павианов или барвинки.
Лишь кое-где старый матрос,
Пьяный и уснувший в сапогах,
Ловит тигров
В красную погоду.

У.Стивенс

[Liza]

Утреннее стихотворение

Пуссениана солнечного дня
отсекает его от себя. Он то или это,
и нет его. Предмет изображают
метафорой. Так, ананас был кожаный фрукт,
фрукт ради олова, шипастый, пальмовидный, синий,
его подают ледяные люди.
Чувства изображают
метафорой. Был сок благоуханней
мокрейшей из кориц. Сквозь сито груша сок
с утра цедила.
Истина не в том,
что видишь - все диктует опыт, чувство,
а пышный глаз лишь принимает участие
в целом, в бесформенном колоссе, устремленном
вверх. Зеленели кудри с этой головы.

У.Стивенс

[Liza]

***
Сквозь ропот автострад, дым — пригородный, смутный,
чахоточные пустыри,
надтреснутые дни, украденные утра,
сквозь слезы Эммы Бовари —

нестись бог весть куда, над ивой и осиной;
тем и огромен тот полет,
что воздух кованый с ржавеющею силой
сопротивляется, поет

о том, что лес озябший свежевымыт,
надкрылья — уголья, свобода — легкий труд,
что всё в конце концов отыщут и отнимут
и вряд ли отдадут,

пространство — рукопись, и время — только слово,
и нелюбовь — полынное вино,
а все-таки лететь, и не дано иного,
иного не дано.

Б.Кенжеев

[Liza]

* * *

Произносящий «аз» обязан сказать и «буки».
Был я юзер ЖЖ, завёл аккаунт в фейсбуке.
ещё и чайку не попил, не закурил сигарету —
а уже открываю комп, как в молодости газету,
и как из анекдота хохол при мысли о сале,
дёргаюсь, восхищаюсь — что же там написали,

в Вашингтоне — с утра, а в Сибири уже — ближе к ночи,
многочисленные френды, близкие и не очень?
Отклоним просьбу о дружбе от юной бурятской гейши,
Почитаем новости: самозванный сейм казаков-старейшин
присвоил нынешнему правителю чин почётного генерала.
Белоленточник Н. — агент ФСБ/ЦРУ. У поэта Л. есть талант, но мало.

Во Флоренции страшно красиво. Писатель Булгаков — наше
Евангелие. Бога нет. Есть рецепт обалденной гречневой каши,
фотографии сладких котят, ну просто очень смешные
демотиваторы, рассужденья о горькой судьбе России,
брошка есть — золотой совок с горсткой аквамаринов,
изумрудов, рубинов, брульянтов. Здорово. Отодвинув

лэптоп, закуриваю, наконец. Хорошо, что Господь мне лишние годы
подарил, чтобы дожил я до этой дивной свободы,
да и ты, мой интернет-современник, ликуешь, её отведав.
Сколь ты счастливей своих простодушных, непросвещённых дедов,
что не слыхали о евроремонте, не говоря уж о рукколе. С чёрным стоном
звёзды плывут над нами, вернее, мы под ними, но что нам

до этих дальних костров, сияющих островов в безвоздушном море?
Говорит один человек: бытие — счастье, а другой отвечает: горе.
Рифма проста до безвкусицы, но не проще и не сложнее,
чем дыхание. Зря я разглядывал эти звёзды. Ни жить не смею,
ни умирать не обучен, а ведь придётся (ну и
Бог с ним) вступать, как в ледяную воду, в неведомую иную.

Б.Кенжеев

[Liza]

Любовники Марины

Марина Цветаева
съедала своих любовников
высасывала из них нектар
обгладывала ручки и ножки
особенно любила мозговую часть
столько прекрасных галлюцинаций
возникало после съедения
стихи лились потоком
Марина не справлялась с этим потоком
вначале записывала
потом
прятала под подушку
складывала в платяной шкап
зарывала в саду
но все равно
находили
и ругали
вначале папа
и мама
потом Ася
потом Ася стала тоже
иногда
съедать любовников
тогда стали ругать
Макс и Серёжа
говорили
девочки
как вам не стыдно
а как же тут будет стыдно
они жить без этого не могли
сладкие любовники
сочные и умные
фантазийные и раболепные
на все готовые
они были рады
что их съедают
две симпатичных сестрицы
не все удалось в жизни
некоторые
остались несъеденными
бродят теперь по свету
детей пугают

А.Коровин

[Liza]

казахские тайны

в Казахстане
все солдаты куда-то ушли
побросали свои автоматы
сожгли казармы
и куда-то ушли
вся армия подевалась куда-то
никто не знает куда
один министр обороны
звонит разжалованным генералам
а те плачут
и пьют теплую водку
куда делась армия
недоумевают они
армия
мы же любим тебя
вернись

но армия не отвечает

как видно
её намеренья серьёзны

А.Коровин

[Liza]

Катя живёт в апельсине…

Сельский Гуру

дева выросшая из апельсинового зерна
звенит в тёмном окне моём как настойчивая зурна
пахнет щедрой цикутой цедрой полынных дней
я живой или мёртвый и что я знаю о ней

там где степи младенцам дают молоко и мёд
великанша живёт в неволе целует кого-то в рот
мы – невыплаканные ночи невыспавшиеся дни
мы одни царевна совсем мы с тобой одни

расцветай скорее камасутрой кумысом и киндзадзой
ты звезда по имени солнце как пел нам цой
молодые скованные одной цепью пойдём с тобой
на костёр на смерть на край света
любой любой

А.Коровин

[Liza]

* * *

средоточие ночей
случай умысла ловчей
получился человечек
перечеркнутый ничей

или черное стекло
мелким дождиком секло
там где ножки черенками
хоть и узко но светло

время видимость реки
берега его крепки
непредвиденная участь
проступила вопреки

пыль струящихся гардин
в черном домике один
иногда такая особь
доживает до седин

солнце пряник месяц кнут
плеск оставшихся минут
потерпи одну-другую
и тебя перечеркнут

А.Цветков

[Liza]

Через сто лет

В грядущем, через сто лет от наставшего ныне дня,
Кем ты будешь,
Читатель стихов, оставшихся от меня?
В грядущее, через сто лет от наставшего ныне дня,
удастся ли им донести частицу моих рассветов,
Кипение крови моей,
И пенье птиц, и радость весны,
И свежесть цветов, подаренных мне,
И странные сны,
И реки любви?
Сохранят ли песни меня
В грядущем, через сто лет от наставшего ныне дня?

Не знаю, и все же, друг, ту дверь, что выходит на юг,
Распахни; присядь у окна, а потом,
Дали завесив дымкой мечты,
Вспомни о том,
Что в былом, до тебя ровно за сто лет,
Беспокойный ликующий трепет, оставив бездну небес,
К сердцу земли приник, приветом ее согрет.
И тогда же, освобожденный приходом весны из пут,
Охмелевший, безумный, самый нетерпеливый на свете
Ветер, несущий на крыльях пыльцу и запах цветов,
Южный ветер
Налетел и заставил землю цвести.
В былом, до тебя ровно за сто лет.
День был солнечен и чудесен. С душою, полною песен,
В мир тогда явился поэт,
Он хотел, чтоб слова, как цветы, цвели,
А любовь согревала, как солнечный свет,
В былом, до тебя ровно за сто лет.

В грядущем, через сто лет от наставшего ныне дня,
Поющий новые песни поэт
Принесет в твой дом привет от меня
И сегодняшней юной весны,
Чтобы песни моей весенний ручей слился, звеня,
С биением крови твоей, с жужжаньем твоих шмелей
И с шелестом листьев, что манит меня
В грядущее, через сто лет от наставшего ныне дня.

Р.Тагор

[Liza]

* * *

Когда тебя во сне моем не вижу,
Мне чудится, что шепчет заклинанья
Земля, чтобы исчезнуть под ногами.
И за пустое небо уцепиться,
Поднявши руки, в ужасе хочу я.
В испуге просыпаюсь я и вижу,
Как шерсть прядешь ты, низко наклонившись,
Со мною рядом неподвижно сидя,
Собой являя весь покой творенья.

Р.Тагор

[Liza]

* * *

По ночам под звуки флейты бродят звездные стада.
Ты коров своих, незримый, в небесах пасешь всегда.
Светоносные коровы озаряют сад плодовый,
Меж цветами и плодами разбредаясь кто куда.
На рассвете убегают, лишь клубится пыль вдогон.
Ты их музыкой вечерней возвращаешь в свой загон.
Разбрестись я дал желаньям, и мечтам, и упованьям.
О пастух, придет мой вечер - соберешь ли их тогда?

Р.Тагор

[Liza]

* * *

зима распрямит изнутри свитера и перчатки
там рук и локтей и согретых сердец отпечатки
вернее объемы под шероховатостью шерсти
фигуры декарта насквозь в снеговую подушку
созвездие жизненных форм возникающих вместе
сезонные зимние лица в надежде на дружбу

зима ниспадает и пышет как снежная домна
куда нам телесно друг с другом и вместе объемно
такие живые наощупь приветствуя встречных
внезапные ноги влагая в двуствольные ножны
а многие дети вообще в своих варежках вечных
и страх отступает раз дети на свете возможны

внутри под одеждой поэты и певчие музы
мы племя платона тетраэдров крепкие друзы
пространство протерто в локтях уступая старанью
и мы существуем сквозь стужу прекрасно и тесно
прижав идеальное тело углом или гранью
овечьим руном обведя заповедное место
покуда пурга расстилает огромные песни
какие мы твердые были и быстро исчезли

А.Цветков

[Liza]

задача о пешеходе

от родительских потемок
из далекой стороны
шел пешком один ребенок
на веревочке штаны

сам себе он пригодился
быстрой жизнью одержим
он умышленно родился
чтобы тоже быть живым

ходит маленький скиталец
не сворачивая вспять
или даже он китаец
только как им можно стать

лягушат пугает в луже
воду пьет и ест еду
в целом жизнь длинней и хуже
чем мерещилось ему

из событий понемножку
лишь небесные тела
сочинить мне что ли кошку
чтобы тоже с ним была

жиже свет и звук не слышен
где резон идти вперед
кто пешком из детства вышел
так ребенком и умрет

небеса полны печали
солнцу с дерева не слезть
если вы его встречали
значит это он и есть

А.Цветков

[Liza]

ночная симметрия

под утро каренину снится
что в принципе он паровоз
и как ему с толку не сбиться
упершись в такой парадокс
на анну сопящую рядом
на пара астральный полет
глядит электрическим взглядом
протяжный сигнал подает

луна над генштабом лучиста
васильевский быстр как нарвал
а щеголя-кавалериста
он попусту к ней ревновал
писали что в сербии помер
а здесь предвкушенье внучат
от тихого счастья меж ребер
колеса на стыках стучат

и снится в пути паровозу
как язву забыв и цистит
он принял придворную позу
и орденом новым блестит
над ним меж светящихся точек
натянута ночь тетивой
и тело наутро обходчик
на рельсах найдет путевой

А.Цветков

[Liza]

Жалоба математика

Надоело мне в цифрах копаться,
Заболела от них голова.
Я хотел бы забыть, что такое 17,
Что такое 4 и 2.

Я завидую зрению кошек:
Если кошка посмотрит на дом,
То она не считает окошек
И количество блох не скрепляет числом.

Так и я бы хотел, не считая,
Обозначить числом воробьиную стаю,
Чтобы бился и прыгал в тетрадке моей
Настоящий живой воробей.

Н.Олейников

[Liza]

Самовосхваление математика

Это я описал числовые поля,
Анатомию точки, строенье нуля,
И в свои я таблицы занес
Подлеца, и пчелу, и овес,
И явление шерсть, и явление соль,
И явление летающую моль,
Я придумал число-обезьянку
И число под названием дом.
И любую аптечную склянку
Обозначить хотел бы числом.
Таракан, и звезда, и другие предметы —
Все они знаменуют идею числа.
Свечи, яблоки, гвозди, портреты —
Все, что выразить в знаках нельзя.
Мои числа — не цифры, не буквы,
Интегрировать их я не стал:
Отыскавшему функцию клюквы
Не способен помочь интеграл.
Я в количество больше не верю,
И, по-моему, нет величин;
И волнуют меня не квадраты, а звери, —
Потому что не раб я числа, а его господин.

Н.Олейников

[Liza]

письмо с фронта

с соней в червленом поле вымпел над нами
до ветру сбегать и то почитай победа
тысячи суток киснут мослы в канаве
все как один персонажи чужого бреда
снимся фантому чью осаждаем крепость
я ли не предупреждал что война нелепость

нервы канаты волю сравню со сталью
пишешь из рва зазнобе помешкай годик
с песней вернусь в село и с порога вставлю
кучу заочных здесь изучил методик
мучая ночью орган какой природа
нам изваяла для продолженья рода

молча сражаемся ни матерка ни чиха
тряпкой обито ведро и ворот колодца
нужно держать осаду предельно тихо
выдержка прахом пойдет если он проснется
крепость сидит на горе как на яйцах птица
солнце примерзло к небу не шевелится

только и ждешь от сержанта подвоха сзади
даром брюхаты все суслики и вороны
должен же быть хоть какой-то исход осаде
но ни броска на бруствер ни обороны
пишут далеким дролям сомнений чужды
тупо бисквиты жуя и справляя нужды

слабое место скорее не зад а лица
весь их набор как от мордобоя синих
видно по всем что смертельно устали сниться
но прекратить лишь в его а не в наших силах
только под горн побудки и вспомним кто мы
спящие до одного как и он фантомы

А.Цветков

[stas666]

О ужас, о сентябрь! Нагая Персефона,
прикрыв ладошкой грудь, на бойню гонит скот.
Над клёном золотым, как негр над саксофоном,
набухшей чёрной мглой склонился неба свод.
Какой печальный звук навис над куполами
оранжевых дубрав, пестреющих куртин!
На брошенном в степи железном ржавом хпаме
застыл в раздумье грач, печальный, как раввин.
Запахана стерня, в лучах пожухла травка.
засыпан в закрома запас зерна и круп.
На полотне шоссе - раздавленная шавка,
и некому убрать её холодный труп.
Взыскует наших слёз всё сущее в природе
и просит у богов то смерти, то зимы.
В такое время жизнь - как лишний туз в колоде,
который в свой пасьянс впихнуть не можем мы.
О ужас, о сентябрь! Дрожащей Персифоне
разнузданный Борей кусает алый рот.
Почуяв мясника, ревут скоты в загоне,
уставив мутный взгляд в дождливый небосвод.

Вадим Степанцев