Стиш. Вроде юморной

[Liza]

***

В краю - где я не была никогда -
Альпы высятся гордо -
Их Шапки касаются небосвода -
Их Сандалии - города -
Играют у их вековечных ног
Мириады маргариток юных -
Сэр - кто из них вы -
Кто из них я -
В это утро июня?

Э.Дикинсон

[Liza]

***

Допустим - Земля коротка
Всем верховодит тоска -
И многие - в тисках -
Но что из того?

Допустим - каждый умрет -
Крепок Жизни заряд -
Еще сильнее - Распад ~
Но что из того?

Допустим - в райских селеньях
Все разрешит сомненья
Новое уравненье -
Но что из того?

Э.Дикинсон

[Liza]

***

Душа изберет сама свое Общество -
И замкнет затвор.
В ее божественное Содружество -
Не войти с этих пор.

Напрасно - будут ждать колесницы -
У тесных ворот.
Напрасно - на голых досках - колени
Преклонит король.

Порою она всей пространной нации -
Одного предпочтет -
И закроет - все клапаны вниманья -
Словно гранит.

Э.Дикинсон

[Liza]

***

О - Гусеницы мягкий шаг!
Вот на руке одна -
Рожденной в бархатных мирах
Подвластна тишина.

Медлителен мой взгляд земной -
А у нее дела -
Спешит дорогою своей -
На что я ей далась!

Э.Дикинсон

[Liza]

***

Правдивейшая из Трагедий -
Самый обычный День.

Сказав заученные слова -
С подмостков сойдет лицедей.

Но лучше играть в одиночестве
Драму свою - и пусть
Сначала занавес упадет -
Пусть будет партер пуст.

Гамлет - все Гамлет - сам для себя -
Спор его - тот же спор.
Когда говорит Ромео с Джульеттой -
Не суфлирует Шекспир.

Человеческое сердце -
Сцена для вечной игры -
И только этот Театр
Владелец не вправе закрыть.

Э.Дикинсон

[Liza]

***

Природа скупа на Желтое -
Копит его с утра
Для солнечного заката -
На Синее - щедра!

Пурпур транжирит - как женщина -
Но тратит едва-едва
Желтое -
Робко - бережно -
Как влюбленный - слова!

Э.Дикинсон

[Liza]

***

Новый эксперимент -
Каждый - кто встретится мне.
Есть ли в нем сладкое ядрышко?
Внешность ореха вполне
Выглядит убедительно -
К ветке взор приманя.
Но начинка в нем - это корм
Для белки и для меня.

Э.Дикинсон

[Liza]

***
Одной мне не быть ни на миг
Круг гостей так велик -
Но кто и откуда проник -
Загадка зашла в тупик.

Ни мантий у них - ни имен -
Ни титулов - ни знамен -
Без адреса - где-то дом -
Словно гнездится гном.

Приход их легко узнать -
В душе подается Знак -
Но уход не слышен никак -
Их никогда не прогнать.

Э.Дикинсон

[Liza]

***

Мне - написать картину?
Нет - радостней побыть
С прекрасной невозможностью -
Как гость чужой судьбы.
Что пальцы чувствовать должны -
Когда они родят
Такую радугу скорбей -
Такой цветущий ад?

Мне - говорить - как флейты?
Нет - покоряясь им -
Подняться тихо к потолку -
Лететь - как легкий дым -
Селеньями эфира -
Все дальше - в высоту.
Короткий стерженек - мой пирс
К плавучему мосту.

Мне - сделаться Поэтом?
Нет - изощрить мой слух.
Влюблен - бессилен - счастлив -
Не ищет он заслуг -
Но издали боготворит
Безмерно грозный дар!
Меня бы сжег Мелодий
Молнийный удар.

Э.Дикинсон

[Liza]

Салют, ВерА!

Когда закончатся полеты первых ласточек
И ты усталая придешь к себе домой
Увидишь из окна слова из ярких лампочек
Я напишу тебе: "Не бойся, я с тобой"

Мы можем быть только на расстоянии и в невесомости
Хочешь упасть – я неволить не стану, хочешь лететь – лети

Но я тысячу раз обрывал провода
Сам себе кричал: "Ухожу навсегда"
Непонятно, как доживал до утра
Салют, Вера!

Но я буду с тобой или буду один
Дальше не сбежать, ближе не подойти
Прежде чем навек поменять номера
Салют, Вера!

Ты не сбываешься, хоть снишься в ночь на пятницу
Не отзываешься ни на один пароль
Не ошибаешься, и мне все чаще кажется
Что ты посланница неведомых миров

Мы можем быть только на расстоянии и в невесомости
Хочешь упасть – я неволить не стану, хочешь лететь – лети

Но я тысячу раз обрывал провода
Сам себе кричал: "Ухожу навсегда"
Непонятно, как доживал до утра
Салют, Вера!

Но я буду с тобой или буду один
Дальше не сбежать, ближе не подойти
Прежде чем навек поменять номера
Салют, Вера!

Но я тысячу раз обрывал провода
Сам себе кричал: "Ухожу навсегда"
Непонятно, как доживал до утра
Салют, Вера!

Но я буду с тобой или буду один
Дальше не сбежать, ближе не подойти
Прежде чем навек поменять номера
Салют, Вера!

К.Меладзе

[Liza]

* * *

Не дождусь тепла-погоды
В ледяном саду.
Прямо к Богу черным ходом
Вечером пойду

Попрошу у Бога места,
Теплый уголок,
Где бы мог я слушать песни
И писать их мог.

Я б тихонько сел у печки,
Шевелил дрова,
Я б выдумывал без свечки
Теплые слова.

Тают стены ледяные,
Тонет дом в слезах.
И горят твои ночные
Влажные глаза.

Поднесу я к речке свечку,
И растает лед.
Больше мне, наверно, нечем
Удивить народ.

Это сделать очень просто,
Если захочу.
Лишь свеча бы с речку ростом,
Речка – со свечу.

В.Шаламов

[Liza]

* * *

Собаки бесшумно, как тени,
Мелькают на лунном снегу.
Седые ложатся олени,
Почуявшие пургу.

А вечер безоблачен, светел,
Но в сторону клонится дым,
И чуть ощутимый ветер
К ногам подползает моим.

И надо уже торопиться,
Защиту в ущелье искать.
Минута – и не пробиться
Сквозь снеговой каскад.

Все бьет, все слепит и воет,
Пронзительно свищут леса,
И близко над головою
Изорванные небеса

Упругая, ледяная
Идет ветровая стена.
А ты и на ощупь не знаешь –
Земля это или луна.

В оленьем мешке на память
Стихи читай и учи,
Пока ледяная заметь
Беснуется и кричит.

Пурга устает не скоро,
Внезапно замолкнет она.
И снова – тишайшие горы
И ласковая луна.

Из гор выползают собаки,
Олени в упряжку встают.
И в меховой рубахе
Подходит к саням каюр.

В.Шаламов

[Liza]

* * *

Пещерной пылью, синей плесенью
Мои испачканы стихи.
Они рождались в дни воскресные –
Немногословны и тихи.

Они, как звери, быстро выросли,
Крещенским снегом крещены
В морозной тьме, в болотной сырости.
И все же выжили они.

Они не хвастаются предками,
Им до потомков дела нет.
Они своей гранитной клеткою
Довольны будут много лет.

Теперь, пробуженные птицами
Не соловьиных голосов,
Кричат про то, что вечно снится им
В уюте камня и лесов.
Меня простит за аналогии
Любой, кто знает жизнь мою,
Почерпнутые в зоологии
И у рассудка на краю.

В.Шаламов

[Liza]

Напрасно

Не видно знаков священных.
Дай глазам твоим отдохнуть.
Знаю, они утомились. Закрой
их. Я за тебя посмотрю. Скажу
о том, что увижу. Слушай!
Вокруг нас та же равнина.
Седые кусты шелестят.
Озера сталью сверкают.
Безответно замерли камни.
Блестят в лугах сияньем
холодным. Холодны тучи.
В морщинку сложились. Ушли
бесконечно. Знают, молчат и
хранят. Птицы не вижу.
Зверь не бежит по равнине.
По-прежнему нет никого.
Никто не идет. Ни одной
точки. Путника - ни одного.
Не понимаю. Не вижу. Не знаю.
Глаз свой ты напрягал бы
напрасно.

Н.Рерих

[Liza]

Не закрой

Над водоемом склонившись,
мальчик с восторгом сказал:
"Какое красивое небо!
Как отразилось оно!
Оно самоцветно, бездонно!"-
"Мальчик мой милый,
ты очарован одним отраженьем.
Тебе довольно того, что внизу.
Мальчик, вниз не смотри!
Обрати глаза твои вверх.
Сумей увидать великое небо.
Своими руками глаза себе
не закрой".

Н.Рерих

[Liza]

Сумрак ночи

С ночью, входит в дом мой сумрака поток,
Заполняет молча каждый уголок.
Ползает по стенам, виснет с потолка,
Цвет меняет листьям желтого цветка.
Хочется молиться, только вот кому:
Богу ли, цветку ли, сумраку ль тому?
Божеству ль востока с бронзовым лицом,
Жесткою улыбкой, и змеёй - венцом?
От лампады старой фитилек чадит,
Перед печкой кошка на полу сидит.
Смотрит, не моргая, как огонь в печи
Искрами мигая, теплится в ночи.
В тишине зловещей, в сумраке углов
Кто-то затаился и напасть готов…
Сердце щемит болью. Слез давно уж нет.
Тень цветка клешнями пала на паркет.

К.Вала

[Liza]

Ода меланхолии

Прочь от реки забвения! Не вей
Венков из аконита в брызгах яда.
Пусть не целует лба или бровей
Цвет белладонны, злое зелье ада.
Из ягод тиса четки не плети.
Пусть скарабей и сфинкс ночной не станут
Психеей траурной, и не спеши
Сову избрать наперсницей в пути.
Тень к тени льнет, и быстро в ней завянут
Порывы горькие твоей души.

Но если меланхолия слетит
С небес, как облако в слезах нерезких,
Цветов поникших маскируя вид,
Как саваном, траву холмов апрельских, —
Тогда испей печаль из первых роз,
Из радуги, где пена с дюн стекает,
С пионов пышных с горечью внутри.
Коль гнев любимой овладел всерьез,
Сожми ладонь ее, пусть попрекает,
И все в глаза прекрасные смотри.

Дочь красоты, — но красота умрет,
И радость, пальцем притворяя губы,
Прощается, и чувств нектар течет
Отравой, как пчеле цветы ни любы.
Святыня меланхолии видна
В приделе храма твоего, отрада,
Но жрец ее лишь тот, один меж нами,
Кто радости отведал винограда,
Его душа всю скорбь вкусит сполна,
Она трофей туманный в этом храме.

Д.Китс

[Liza]

Священные знаки

Мы не знаем. Но они знают.
Камни знают.
Даже знают деревья. И помнят.
Помнят, кто назвал горы и реки.
Кто сложил бывшие города.
Кто имя дал незапамятным странам.
Неведомые нам слова.
Все они полны смысла.
Все полно подвигов.
Везде герои прошли.
“Знать” — сладкое слово.
“Помнить” — страшное слово.
Знать и помнить. Помнить и знать.
Значит — верить.
Летали воздушные корабли.
Лился жидкий огонь.
Сверкала искра жизни и смерти.
Силою духа возносились каменные глыбы.
Ковался чудесный клинок.
Берегли письмена мудрые тайны.
И вновь явно все. Все ново.
Сказка — предание сделалось жизнью.
И мы опять живем.
И опять изменимся.
И опять прикоснемся к земле.
Великое “сегодня” потускнеет завтра.
Но выступят священные знаки.
Тогда, когда нужно. Их не заметят.
Кто знает? Но они жизнь построят.
Где же священные знаки?

Н.Рерих

[Liza]

Увидим

Мы идем искать священные знаки.
Идем осмотрительно и молчаливо.
Люди идут, смеются, зовут за собою.
Другие спешат в недовольстве.
Иные нам угрожают. Хотят отнять то, что имеем.
Не знают прохожие, что мы вышли искать священные знаки.
Но угрожающие пройдут. У них так много дела.
А мы будем искать священные знаки.
Никто не знает, где оставил хозяин знаки свои.
Вернее всего, они — на столбах у дороги.
Или в цветах. Или в волнах реки.
Думаем, что их можно искать на облачных сводах.
При свете солнца, при свете луны.
При свете смолы и костра, будем искать священные знаки.
Мы долго идем, пристально смотрим.
Многие люди мимо прошли.
Право, кажется нам, они знают приказ: найти священные знаки.
Становится темно. Трудно путь усмотреть. Непонятны места.
Где могут они быть — священные знаки?
Сегодня мы их, пожалуй, уже не найдем.
Но завтра будет светло.
Я знаю — мы их увидим.

Н.Рерих

[Liza]

Рыбка Боря

Мелкий рыбка Боря Булька -
это очень мелкий рыбка,
круглоротый, головатый,
полосатый, волосатый.
Мелкий рыбка Боря Булька
каждый вечер произносит
изумительный пузырик,
полосатый, волосатый.

Он сперва его готовит,
лепит круглыми губами,
а потом его приносит
и выплевывает в небо.
Поднимается пузырик,
как торжественная песня,
шевелясь и отражаясь
в гнутом небе водоема.

Толпы рыбок приплывают
каждый вечер, чтоб увидеть
изумительный пузырик -
полосатый! волосатый!
И, не в силах удержаться,
каждый рыбка произносит
тоже маленький пузырик,
даже пусть не волосатый,
но пузырики взлетают,
как сверкающая песня,
как торжественное солнце
мелких рыбок водоема.

А великий Боря Булька,
смесь Навина с Аполлоном,
потихоньку уплывает
в однородную природу,
в полосатые потоки
волосатого пространства,
где пузырики родятся
в голове его дремучей.

А.Левин

[Liza]

Кинематограф

Это город. Еще рано. Полусумрак, полусвет.
А потом на крышах солнце, а на стенах еще нет.
А потом в стене внезапно загорается окно.
Возникает звук рояля. Начинается кино.

И очнулся, и качнулся, завертелся шар земной.
Ах, механик, ради бога, что ты делаешь со мной!
Этот луч, прямой и резкий, эта света полоса
заставляет меня плакать и смеяться два часа,
быть участником событий, пить, любить, идти на дно...

Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Кем написан был сценарий? Что за странный фантазер
этот равно гениальный и безумный режиссер?
Как свободно он монтирует различные куски
ликованья и отчаянья, веселья и тоски!
Он актеру не прощает плохо сыгранную роль -
будь то комик или трагик, будь то шут или король.
О, как трудно, как прекрасно действующим быть лицом
в этой драме, где всего-то меж началом и концом
два часа, а то и меньше, лишь мгновение одно...

Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Я не сразу замечаю, как проигрываешь ты
от нехватки ярких красок, от невольной немоты.
Ты кричишь еще беззвучно. Ты берешь меня сперва
выразительностью жестов, заменяющих слова.
И спешат твои актеры, все бегут они, бегут -
по щекам их белым-белым слезы черные текут.
Я слезам их черным верю, плачу с ними заодно...

Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Ты накапливаешь опыт и в теченье этих лет,
хоть и медленно, а все же обретаешь звук и цвет.
Звук твой резок в эти годы, слишком грубы голоса.
Слишком красные восходы. Слишком синие глаза.
Слишком черное от крови на руке твоей пятно...

Жизнь моя, начальный возраст, детство нашего кино!
А потом придут оттенки, а потом полутона,
то уменье, та свобода, что лишь зрелости дана.
А потом и эта зрелость тоже станет в некий час
детством, первыми шагами тех, что будут после нас
жить, участвовать в событьях, пить, любить, идти на дно...

Жизнь моя, мое цветное, панорамное кино!
Я люблю твой свет и сумрак - старый зритель, я готов
занимать любое место в тесноте твоих рядов.
Но в великой этой драме я со всеми наравне
тоже, в сущности, играю роль, доставшуюся мне.
Даже если где-то с краю перед камерой стою,
даже тем, что не играю, я играю роль свою.
И, участвуя в сюжете, я смотрю со стороны,
как текут мои мгновенья, мои годы, мои сны,
как сплетается с другими эта тоненькая нить,
где уже мне, к сожаленью, ничего не изменить,
потому что в этой драме, будь ты шут или король,
дважды роли не играют, только раз играют роль.
И над собственною ролью плачу я и хохочу.
То, что вижу, с тем, что видел, я в одно сложить хочу.
То, что видел, с тем, что знаю, помоги связать в одно,
жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!

Ю.Левитанский

[Liza]

На пруде

Ясным утром на тихом пруде
Резво ласточки реют кругом,
Опускаются к самой воде,
Чуть касаются влаги крылом.

На лету они звонко поют,
А вокруг зеленеют луга,
И стоит, словно зеркало, пруд,
Отражая свои берега.

И, как в зеркале, меж тростников,
С берегов опрокинулся лес,
И уходит узор облаков
В глубину отраженных небес.

Облака там нежней и белей,
Глубина - бесконечна, светла...
И доносится мерно с полей
Над водой тихий звон из села.

И.Бунин

[Liza]

* * *
Полночный звон степной пустыни,
Покой небес, тепло земли,
И горький мед сухой полыни,
И бледность звездная вдали.

Что слушает моя собака?
Вне жизни мы и вне времен.
Звенящий сон степного мрака
Самим собой заворожен.

И.Бунин

[Liza]

* * *
Тихой ночью поздний месяц вышел
Из-за черных лип.
Дверь балкона скрипнула,- я слышал
Этот легкий скрип.
В глупой ссоре мы одни не спали,
А для нас, для нас
В темноте аллей цветы дышали
В этот сладкий час.
Нам тогда - тебе шестнадцать было,
Мне семнадцать лет,
Но ты помнишь, как ты отворила
Дверь на лунный свет?
Ты к губам платочек прижимала,
Смокшийся от слез,
Ты, рыдая и дрожа, роняла
Шпильки из волос,
У меня от нежности и боли
Разрывалась грудь...
Если б, друг мой, было в нашей воле
Эту ночь вернуть!

И.Бунин

[Liza]

***

Высокий белый зал, где черная рояль
Дневной холодный свет, блистая, отражает,
Княжна то жалобой, то громом оглашает,
Ломая туфелькой педаль.

Сестра стоит в диванной полукруглой,
Глядит с улыбкою насмешливо-живой,
Как пишет лицеист, с кудрявой головой
И с краской на лице, горячею и смуглой.

Глаза княжны не сходят с бурных нот,
Но, что гремит рояль, - она давно не слышит, -
Весь мир в одном: "Он ей в альбомы пишет!" -
И жалко искривлен дрожащий, сжатый рот.

И.Бунин

[Liza]

***

Зацвела на воле
В поле бирюза.
Да не смотрят в душу
Милые глаза.

Помню, помню нежный,
Безмятежный лен.
Да далеко где-то
Зацветает он.

Помню, помню чистый
И лучистый взгляд.
Да поднять ресницы
Люди не велят.

И.Бунин

[Liza]

В сумерках

Сумерки снежные. Дали туманные.
Крыши гребнями бегут.
Краски закатные, розово-странные,
Над куполами плывут.

Тихо, так тихо, и грустно, и сладостно.
Смотрят из окон огни...
Звон колокольный вливается благостно...
Плачу, что люди одни...

Вечно одни, с надоевшими муками,
Так же, как я, так и тот,
Кто утешается грустными звуками,
Там, за стеною,- поет.

В.Ходасевич

[Liza]

***

"Вот в этом палаццо жила Дездемона..."
Все это неправда, но стыдно смеяться.
Смотри, как стоят за колонной колонна
Вот в этом палаццо.

Вдали затихает вечерняя Пьяцца,
Беззвучно вращается свод небосклона,
Расшитый звездами, как шапка паяца.

Минувшее - мальчик, упавший с балкона...
Того, что настанет, не нужно касаться...
Быть может, и правда - жила Дездемона
Вот в этом палаццо?..

В.Ходасевич

[Liza]

Сны

Так! наконец-то мы в своих владеньях!
Одежду - па пол, тело - на кровать.
Ступай, душа, в безбрежных сновиденьях
Томиться и страдать!

Дорогой снов, мучительных и смутных,
Бреди, бреди, несовершенный дух.
О, как еще ты в проблесках минутных
И слеп, и глух!

Еще томясь в моем бессильном теле,
Сквозь грубый слой земного бытия
Учись дышать и жить в ином пределе,
Где ты - не я;

Где отрешен от помысла земного,
Свободен ты... Когда ж в тоске проснусь,
Соединимся мы с тобою снова
В нерадостный союз.

День изо дня, в миг пробужденья трудный,
Припоминаю я твой вещий сон,
Смотрю в окно и вижу серый, скудный,
Мой небосклон,

Все тот же двор, и мглистый, и суровый,
И голубей, танцующих на нем...
Лишь явно мне, что некий отсвет новый
Лежит на всем.

В.Ходасевич

[Liza]

Анюте

На спичечной коробке -
Смотри-ка - славный вид:
Кораблик трехмачтовый
Не двигаясь бежит.

Не разглядишь, а верно -
Команда есть на нем,
И в тесном трюме, в бочках, -
Изюм, корица, ром.

И есть на нем, конечно,
Отважный капитан,
Который видел много
Непостижимых стран.

И верно - есть матросик,
Что мастер песни петь
И любит ночью звездной
На небеса глядеть...

И я, в руке Господней,
Здесь, на Его земле, -
Точь-в-точь как тот матросик
На этом корабле.

Вот и сейчас, быть может,
В каюте кормовой
В окошечко глядит он
И видит - нас с тобой.

В.Ходасевич

[Liza]

Мыши

1
Ворожба

Догорел закат за речкой.
Загорелись три свечи.
Стань, подруженька, за печкой,
Трижды ножкой постучи.

Пусть опять на зов твой мыши
Придут вечер коротать.
Только нужно жить потише,
Не шуметь и не роптать.

Есть предел земным томленьям,
Не горюй и слез не лей.
С чистым сердцем, с умиленьем
Дорогих встречай гостей.

В сонный вечер, в доме старом,
В круге зыбкого огня
Помолись-ка нашим Ларам
За себя и за меня.

Свечи гаснут, розы вянут,
Даже песне есть конец, -
Только мыши не обманут
Истомившихся сердец.

[Liza]

2
Сырнику

Милый, верный Сырник, друг незаменимый,
Гость, всегда желанный в домике моем!
Томно веют весны, долго длятся зимы, -
Вечно я тоскую по тебе одном.

Знаю: каждый вечер робко скрипнет дверца,
Прошуршат обои - и приходишь ты
Ласковой беседой веселить мне сердце
В час отдохновенья, мира и мечты.

Ты не разделяешь слишком пылких бредней,
Любишь только сыр, швейцарский и простой,
Редко ходишь дальше кладовой соседней,
Учишь жизни ясной, бедной и святой.

Заведу ли речь я о Любви, о Мире -
Ты свернешь искусно на любимый путь:
О делах подпольных, о насущном сыре, -
А в окно струится голубая ртуть...

Друг и покровитель, честный собеседник,
Стереги мой домик до рассвета дня...
Дорогой учитель, мудрый проповедник,
Обожатель сыра, - не оставь меня!

В.Ходасевич

[Liza]

то не ветер

мы маленькие мы каждый лежим в постели
стрижены под ноль на висках синие жилки
мне дали книжку и я читаю про степи
и леса которых в глаза не видел в жизни
люся спящая слева помнит что ходила
в ясли но смысл воспоминания неясен
как ни описывает все темна картина
не могу себе представить никаких ясель
мы больны но ничего не знаем об этом
потому что болели всегда сколько были
многие взрослые добры кормят обедом
взрослые для того чтобы детей кормили

после тихого часа делают уколы
приходит важный завотделения в маске
справа дурно пахнет оказалось у коли
открылись пролежни и он на перевязке
коля когда ходячий важничал и дулся
видел жука и лошадь говорит большая
как слон но после операции вернулся
в гипсе и как мы с люсей молчит не мешая
в книжке пишут про партизана уверяют
что сражен фашистской пулей книжка похожа
на правду одно хорошо что умирают
взрослые а дети знай себе живут лежа

в день когда умер сталин нас носили мыться
плачут а все же моют банный день в палате
люся на топчане как на тарелке птица
ни косы никогда не носила ни платья
пока мы так лежим с ней рядом в голом виде
нас намыливают а санитарка верка
поет про то не ветер ветку поднимите
руку кто не забыл на языке вкус ветра
помню играли резиновыми ежами
почему именно ежами этот день я
запомнил поскольку сталин и мы лежали
в мыле дети эдема в день грехопаденья

А.Цветков

[Liza]

***

Зачем же ласточки старались?
Над чем работали стрижи?
Так быстро в воздухе стирались
Тончайших крыльев чертежи.
Так ясно в воздухе рябило –
И вот попробуй, перечти.
Так моментально это было –
Как будто не было почти.

И мы вот так же для кого-то
Плели в полете кружева.
Но крыльев тонкая работа
Недолго в воздухе жива.
К чему пророческие позы
Над измусоленным листом?
Мы только ласточки без пользы
В ничейном воздухе пустом.

А.Цветков

[Liza]

* * *

Здравствуй, ветер, сентябрьский повеса,
Истребитель незрелых идей.
Это мох ураганного леса,
Где с пилой ворожит Фарадей.
Светлый день ощутимо недолог,
Но не гаснет в строке назывной
Этой ночи отчетливый полог,
Этот ветер, степной антрополог,
Учредитель погоды земной.

Как вода в горловине пролива,
Серебрится текучий азот.
Это жизнь в сентябре тороплива,
Словно под гору санки везет.
Это ветер срывает иконы
В пятистенке забытой любви.
У природы иные законы:
Здравствуй, облако, будем знакомы,
Только имя твое назови.

Нелегко над осеннею бездной,
Где с маршрута сшибает тела,
Ощутить себя вещью полезной,
Средоточьем души и тепла.
То ли воздуха больше на свете,
То ли камня исчерпан резерв.
На заре занимается ветер,
И оборванный провод в кювете –
Словно в сердце оборванный нерв.

А.Цветков

[Liza]

* * *

Я мечтал подружиться с совой, но, увы,
Никогда я на воле не видел совы,
Не сходя с городской карусели.
И хоть память моя оплыла, как свеча,
Я запомнил, что ходики в виде сыча
Над столом моим в детстве висели.

Я пытался мышам навязаться в друзья,
Я к ним в гости, как равный, ходил без ружья,
Но хозяева были в отъезде,
И, когда я в ангине лежал, не дыша,
Мне совали в постель надувного мыша
Со свистком в неожиданном месте.

Я ходил в зоопарк посмотреть на зверей,
Застывал истуканом у дачных дверей,
Где сороки в потемках трещали,
Но из летнего леса мне хмурилась вновь
Деревянная жизнь, порошковая кровь,
Бесполезная дружба с вещами.

Отвинчу я усталую голову прочь,
Побросаю колесики в дачную ночь
И свистульку из задницы выну,
Чтоб шептали мне мыши живые слова,
Чтоб военную песню мне пела сова,
Как большому, но глупому сыну.

А.Цветков

[Liza]

Паганини

Нет пристанища звуку.
Ты счастливее, мастер Гварнери.
Ты волнуешь мне руку.
Вырву звук - он утонет в поверье.

Я не верую в чудо.
Но клянусь на вине и на хлебе:
я бессмертен, покуда
этой музыкой воздух колеблем.

Но кончаются звуки
и на самом великом концерте.
Опускаются руки,
остаётся лишь эхо бессмертья.

И летят пред глазами
залы, залы и женские лица -
это я ускользаю.
Ни во что на земле не вцепиться.

Пятернёй, что от беса,
пролетаю по узкому грифу.
К небу!.. С круч поднебесных
низвергаюсь, подобно Сизифу.

Как расслышат мой плач
с пересказчика, с нотного знака?
Народится Скрипач,
но с иным колебанием мрака.

В.Гаврилин

[Liza]

***

Из мира трав и полнолунья
на свет открытого окна
ночная бабочка июня
влетает, шорохов полна.

Пока огонь мой не потушен
и не пропел вдали петух,
стрекочет рядом дух заблудший
или своё нашедший дух.

Есть чудеса у летней ночи,
но есть и нужная строка,
и шёпот думы неумолчной
и свет спокойный ночника.

Есть в этом странное влеченье.
И станут бабочки опять
луны огромное свеченье
на одинокий свет менять.

Какое счастье не заметим,
какую истину найдём
под этим избранным, под этим
теперь пожизненным огнём.

В.Гаврилин

[Liza]

Банально и бесконечно

Он, в тесноте растущий поминутно,
жив, как в горе за дышащей стеной
кристалл пульсирующий:
оборотень твой, сосущий кулачок…
Он есть, он здесь, он знает мой живот,
он в нём живёт! Ест кровь мою, волнуя…
Он помнит все, чем мучусь и живу я.
Твой беспощадный. Драгоценный мой.
Он сердце сердцем к слову поджимает:
чем больше он растет, тем больше я внимаю.
Он девять месяцев меня на части рвет.
И ничего про боль не понимает.

О, что за мука Домом быть.
Быть входом…
О, что за счастье –
чувствовать: он спит,
до времени меня оберегая.

Но царственен и дик его разбег –
вот он срывается, ломая губ изгиб,
и бедер лезвия круглятся, словно пяльцы,
и ткань измученную схватывают пальцы,
похожие на острых червячков.

Он криком чутко пробует пространство.
На ощупь пробует, движеньем нарушая
подвижный коридор моих молений:
"Вернись, беглец, вернись в мои колени"!
Но, схвачен намертво рукою акушёра,
он пленником танцующим – как все –
приговорённый к жизни на кресте…

Прощай, мой мальчик.
Мир воздаст судьбою.
Господь с тобой.
Как я была с тобою.

Мать отделяют от Дитя и… жизни.
Отец ждет Сына –
Чтоб вручить отчизне.
Отчизна ждет младенца –
чтобы съесть.

И в этом истина и... счастье есть.

О.Ильницкая

[Liza]

***

Пощади, незнакомец, - не делай мне столько добра.
Я устал уж за век свой, и чем тебе равным отвечу?!
День к закату склонился, а ты умудрился с утра
милосердия мир сотворить за короткую встречу.

При раскладе таком я уверовать сердцем могу
в то, что занятость принял я за человеческий холод.
Распахну свою душу я, и на десятом шагу
ядовитым шипом отчуждения буду проколот.

Лучше я бы заранее ждал многоликое зло
и не лез на рожон, в каждом встречном отзывчивость видя.
Я на отклик сердечный сказал бы себе "повезло",
а за всё равнодушье на мир бы я не был в обиде.

Что ж, Господь с вами, люди! Живите такими как есть
в этой жизни, что выйдет и в долголетье короткой.
И нам всем по пути до конца, и почту я за честь,
если я в толкотне не работал локтями и глоткой.

В.Гаврилин