Стиш. Вроде юморной

[Liza]

смерть дидоны

бросит серп землероб и каменотес кайло
в почерневшей лазури из ангелов никого
спят сопя светила лишь с берега шлет гора блик
но в сожженном зрачке ее отраженье ложь
странник нижнего неба куда ты всегда плывешь
золотой кораблик

если предок в пещере не изобрел огня
не барахтаться в браке до остального дня
полоснешь серпом и легко пребываешь холост
золотой на волне долговое письмо врагу
землероб ли да с каменотесом на берегу
собирают хворост

догори дорогая рубиново меркни спи
корабли на воде словно скифы в пустой степи
или блохи в руне олимпийским гонимы гневом
сокрушителям башен не стоила троя труда
всхлипнет море и вспомнит кем оно было тогда
затонувшим небом

на истлевшем сердце парусный светел след
искривляет время коралловый твой скелет
но на звездном заднике смазан в туман от ветра
только грунт елисейских раздолий реально тверд
только знает любовь кого заманила в порт
и кого отвергла

А.Цветков

[Liza]

неписьмо

семь лет как мы не виделись поди
теперь такие промежутки жизни
прорехи между встречами пора
считать прощальными и заблуждений
насчет резерва я лишен но ты
посуществуй еще

я изложу
как если бы ты был или была
звеном реальности пускай она
нас в стороны швыряла по абсциссе
над руслом неживой воды я вслух
поведаю моменты и отрезки
вернее письменно вернее молча
семь тысяч километров плюс семь лет
пускай не световых и то спасибо
ведь это был или была не ты
кому беззвучно в воздух или в стену
я говорю

я собственно молчу

в полупостели в цифровой пустыне
проспал всю зиму и визит к врачу
но там клистир заряжен холостыми
давай сперва уговоримся быть
в одной из этих медленных вселенных
откуда вверх по ординате нить
в спиралях ускорений постепенных
нам скоро всмятку и стена в конце

недосвиданья непрощай

А.Цветков

[Liza]

Змеиный глаз

Огней полночных караван
В степи Небес плывет.
Но кто меня в ночной туман
Так ласково зовет?

Зачем от сердца далека
Мечта о Небесах?
Зачем дрожит моя рука?
Зачем так манит прах?

Болото спит. Ночная тишь
Растет и все растет.
Шуршит загадочно камыш,
Змеиный глаз цветет.

Змеиный глаз глядит, растет,
Его лелеет Ночь.
К нему кто близко подойдет,
Уйти не может прочь.

Он смутно слышит свист змеи,
Как нежный близкий зов,
Он еле видит в забытьи
Огни иных миров.

Не манит блеск былых утех,
Далек живой родник.
В болоте слышен чей-то смех,
И чей-то слабый крик.

К.Бальмонт

[Liza]

Беладонна

Счастье души утомленной -
Только в одном:
Быть как цветок полусонный
В блеске и шуме дневном,
Внутренним светом светиться,
Все позабыть, и забыться,
Тихо, но жадно упиться
Тающим сном.

Счастье ночной белладонны -
Лаской убить.
Взоры ее полусонны,
Любо ей день позабыть,
Светом Луны расцвечаться,
Сердцем с Луною встречаться,
Тихо под ветром качаться,
В смерти любить.

Друг мой, мы оба устали.
Радость моя!
Радости нет без печали,
Между цветами - змея.
Кто же с душой утомленной,
Вспыхнет мечтой полусонной
Кто расцветет белладонной,-
Ты или я?

К.Бальмонт

[Liza]

Индийский мотив

Как красный цвет небес, которые не красны,
Как разногласье волн, что меж собой согласны,
Как сны, возникшие в прозрачном свете дня,
Как тени дымные вкруг яркого огня,
Как отсвет раковин, в которых жемчуг дышит,
Как звук, что в слух идет, но сам себя не слышит,
Как на поверхности потока белизна,
Как лотос в воздухе, растущий ото дна,
Так жизнь с восторгами и с блеском заблужденья
Есть сновидение иного сновиденья.

К.Бальмонт

[Liza]

Что мне нравится

Что мне больше нравится в безднах мировых,
И кого отметил я между всех живых?

Альбатроса, коршуна, тигра, и коня,
Жаворонка, бабочку, и цветы огня.

Альбатрос мне нравится тем, что он крылат,
Тем, что он врезается в грозовой раскат.

В коршуне мне нравится то, что он могуч,
И, как камень, падает из высоких туч.

В тигре то, что с яростью мягкость сочетал,
И не знал раскаянья, Бога не видал.

И в других желанно мне то, что — их вполне,
Нравятся отдельностью все созданья мне.

Жаворонок — пением, быстротою — конь,
Бабочка — воздушностью, красотой — огонь.

Да, огонь красивее всех иных живых,
В искрах — ликование духов мировых.

И крылат, и властен он, в быстроте могуч,
И поет дождями он из громовых туч.

По земле он ластится, жаждет высоты,
В красные слагается страстные цветы.

Да, огонь красивее между всех живых,
В искрах ликование духов мировых.

В пламени ликующем — самый яркий цвет.
В жизни — смерть, и в смерти — жизнь.
Всем живым — привет!

К.Бальмонт

[Liza]

* * *

я последняя лампа у тебя на столе
где горю и горюю светили но дальше не с кем
или все-таки я подобен седой сове
толстой тьмы ломоть рассекая крылом нерезким
электромотор или робот или там кто
в залпе зрения среди вязких атомов мрака
вообразить трехмерность если темно
метра два от силы в сланце убого мало
когда бы не трещина в веке куда проник
газ сознания световой родник

я весь блеск при котором пишешь а потом
тишина уменьшается до размера
кванта стерлингов монета в один фотон
незаметна совиному глазу и неразменна
на перевоз если не переплатишь врачу
сам внутри собеседник но он непечатен
отчего я перед тобой на столе молчу
но пока не трогай мой выключатель
это тени аверна раскосы до потолка
дай посвечу пока

обесточив мозг крыло не вырулит прямо
если слов сонару не уловить
только суть в сетчатке только нить
только спираль вольфрама

А.Цветков

[Liza]

***

Любовь измеряется мерой прощения,
привязанность – болью прощания,
а ненависть – силой того отвращения,
с которым ты помнишь свои обещания.
И тою же мерой, с припадками ревности,
тебя обгрызают, как рыбы-пирании,
друзья и заботы, источники нервности,
и все-то ты знаешь заранее...

Кошмар возрастает в пропорции к сумме
развеявшихся иллюзий.
Ты это предвидел. Ты благоразумен,
ты взгляд своевременно сузил.
Но время взрывается. Новый обычай
родится как частное мнение.
Права человека по сущности – птичьи,
а суть естества – отклонение,
свобода – вот ужас. Проклятье всевышнее
Адаму, а Еве напутствие...

Не с той ли поры, как нагрузка излишняя,
она измеряется мерой отсутствия?
И в липких объятиях сладкой беспечности
напомнит назойливый насморк,
что ценность мгновенья равна Бесконечности,
деленной на жизнь и помноженной на смерть.
Итак – подытожили. Жизнь – возвращение
забытого займа, сиречь – завещание.
Любовь измеряется мерой прощения,
привязанность – болью прощания...

В.Леви

[Liza]

Теогония

Дождь.
Умерла Галатея.
Не оставляют в покое
запах воска,
сырой земли,
хвои.
Водостоки воют
сорванными бельканто.
Не хватило таланта.
Не хватило таланта.
Остановка.
Зябко-презябко.
Дождь.
Дождь -
тембр шагов.
Дождь
в стансах часов.
В глазницах канализационных колодцев
дождь.
Дождь –
это место,
где однажды основа
обрела парадигму
и стала Словом,
где бедный Пигмалион
сумел с душою жизнь соединить,
да время не сумел остановить.
Дождь.

2

Куда я?
Сумрак капель.
Хаос.
Прости, что смертна,
девочка,
я каюсь.
Я создал мир –
с погибелью зари
в развязке дождь
шлифует пустыри
и постранично
ветры рвут псалтырь
листвы, где я
всем пустырям пустырь.
Свет не струится –
еле-еле брезжит.
Ночь впереди.
Над бабочками крыш,
где смерти ты,
не мне,
принадлежишь,
сочится кровь,
стекая к водостокам.
Невыносимо
быть богом!

3

Силки домов.
Дождь –
пойманная птица,
раскинув крылья,
бьётся на асфальте,
сбивает сердце с ритма,
на пути
пожизненное путая прости
с посмертным
однокорневым
прощайте.
Стучится дождь.
Стучится клювом в дверь.
Вчера не возвращается в теперь.
Уходят судьбы
(души?)
за подмостки.
Дождь.
Остаются
замыслы и сноски.

4

Умерла.
Умерла Галатея.
Возвращаю земле
земное.
Небожительница листопада,
как мне выжить теперь со мною!?
Тьма со светом – скрещенье сабель:
Галатея…
искра…
фрагмент…
Смерть во всех криптограммах капель:
звук металла…
искра…
и нет…
Звук металла –
в груди
дожди
сотен осеней на пути,
бьются насмерть
закат с восходом…
Невыносимо
быть!
Богом.

5


От остановки
до
остановки,
мимо переполненных урн,
мимо оцарапанных стен,
в заплесневелый подъезд
изо дня в день,
изо дня в день.
Его вселенная
божьей коровкой
лежит на ладони.
Бесприютно
на опустевшем перроне.
И цвет теряют в сумерках цветы,
поскольку тьма
сильнее красоты.

6

Сырость.
Надо выпить.
Тоска.

Галатея,
не умею жить без тебя…

Опять почтовый ящик сломали.
Поймаю –
ноги…
Впрочем,
кроме рекламы…
Тоска.

Милая,
всё равно,
пусть замкнулись уста,
земля –
тобой не пуста!

Сырость.
Лампочка перегорела.
В слякотном этом мире
если рукописи и не горят,
то лишь потому, что сгнивают.
Сухо –
разве в потире.
Тоска.

Скорее надраться.
До одури.
До святотатства!
Даже хрип застревает в горле…
Надраться!
И выплюнуть -
что там в горле -
истокам:
Создатель,
невыносимо!
Невыносимо
быть богом!

Быть богом…

М.Гофайзен

[Liza]

На взгляд офтальмолога

глаз -
пограничье меж светом и плотью
пик пирамиды в круговороте
кисти
причин
разношёрстных решений
полюс магнитный в центре мишени
зона побега в забвение в вечность
глаз это зеркало лжи быстротечной
где среди разных безрогих двуногих
бог во плоти ищет истину в боге

лунный пятак ни орлом и ни решкой
вмёрз в бесконечность что лампа в ночлежку
тянет слепца по натянутой леске
пёс-поводырь
вместо тел арабески
ветви постриженных в тени растений
грабовый лес
никакого смятенья
ввысь выхлопной поднимается газ
тех чьи глазницы устали от глаз

что мы такое для глаза для края
точки в которых лишь смерть выживает
мы эмигранты из сада из рая
мы из бумаги поскольку сгораем
что мы такое
лишь прутья темницы
мучась в которой гордыня томится
что в нас страшится так гари да сажи
будто создатель наш также бумажный

М.Гофайзен

[Liza]

О старшей из сестёр

мыслится
буде немыслим.
присный и вечный
но есть.
старый поблекший и лысый
выбрал быть может он смерть?

соль отличить бы от пыли.
пыль отделить от земли.
будем ли
если мы были?
были мы
если ушли?
стоит ли жить и страшиться
в неповторимом «опять»?
если закрыты ресницы
где тебя боже искать?

где твоя девочка вера?
словно снегурка весной
тает и тает по мере
сути твоей внеземной.
вечность –
капкан или птичник?
время –
река или гать?
если вопросы трагичны
где тебя боже искать?

где твоя дурочка вера?
как саламандра в огне
только в неё не поверил
вспыхнула болью во сне.
сущее -
вспахано горем.
смерть -
обирает что тать.
я с тобой боже не спорю -
где тебя боже искать?

М.Гофайзен

[Liza]

* * *
Снега покрыли гладкие равнины,
Едва заметен санок первый след,
Румянец нежный льет закатный свет,
Окрася розою холмов вершины.

Ездок плетется в дальние путины,
И песня льется, песня прошлых бед, —
Простой и древний скуки амулет, —
Она развеет ждущие кручины!

Зимы студеной сладко мне начало,
Нас сочетала строгая пора.
Яснеет небо, блекнет покрывало.

Каким весельем рог трубит: "пора!"
О, друг мой милый, как спокойны мысли!
В окне узоры райские повисли.

М.Кузмин

[Liza]

Трое

Уезжал я средь мрака…
Провожали меня
Только друг да собака.

Паровозы свистели…
Так же ль верен ты мне?
И мечты наши те ли?

Надвигались туманы…
Неужели во тьме
Только ложь и обманы?..

Только друг, да собака
Пожалели меня
И исчезли средь мрака.

М.Кузмин

[Liza]

* * *

Где слог найду, чтоб описать прогулку,
Шабли во льду, поджаренную булку
И вишен спелых сладостный агат?
Далек закат, и в море слышен гулко
Плеск тел, чей жар прохладе влаги рад.

Твой нежный взор, лукавый и манящий,
Как милый взор комедии звенящей
Иль Мариво капризное перо.
Твой нос Пьеро и губ разрез пьянящий
Мне кружат ум, как "Свадьба Фигаро".

Дух мелочей, прелестных и воздушных,
Любви ночей, то нежащих, то душных,
Веселой легкости бездумного житья!
Ах, верен я, далек чудес послушных,
Твоим цветам, веселая земля!

М.Кузмин

[Liza]

смерть на марсе

становятся сумерки строже
сильнее сияет луна
она и в аркадии тоже
но есть ли на марсе она

ученые люди из nasa
уверены где-то на треть
что жизнь на поверхности марса
способна как мы умереть

а если неправильно в насе
научный придумали вклад
то есть у сатурна в запасе
такая луна энцелад

равнина ее ледяная
под ней залегает вода
и устали снова не зная
мы зонды отправим туда

там нет стрекозы или гризли
родных человеку зверей
все это не поиски жизни
а происки смерти скорей

науке привиделись чтобы
в просторах космической тьмы
великой печали микробы
которые смертны как мы

А.Цветков

[Liza]

***

Это все о луне только небылица,
В этот вздор о луне верить не годится,
Это все о луне только небылица...

На луне не растет
Ни одной былинки,
На луне весь народ
Делает корзинки,
Из соломы плетет
Легкие корзинки.

На луне полутьма
И дома опрятней,
На луне не дома --
Просто голубятни,
Голубые дома,
Чудо-голубятни.

На луне нет дорог
И везде скамейки,
Поливают песок
Из высокой лейки --
Что ни шаг, то прыжок
Через три скамейки.

У меня на луне
Голубые рыбы,
Но они на луне
Плавать не могли бы,
Нет воды на луне,
И летают рыбы...

О.Мандельштам

[Liza]

***

Мой щегол, я голову закину -
Поглядим на мир вдвоем:
Зимний день, колючий, как мякина,
Так ли жестк в зрачке твоем?

Хвостик лодкой, перья черно-желты,
Ниже клюва в краску влит,
Сознаешь ли - до чего щегол ты,
До чего ты щегловит?

Что за воздух у него в надлобье -
Черн и красен, желт и бел!
В обе стороны он в оба смотрит - в обе! -
Не посмотрит - улетел!

О.Мандельштам

[Liza]

***

Призрак ели с призраком луны
Тихо ткут меж небом и землею сны.

Призрак хаты с призраком реки
Чуть мерцающие зыблют огоньки.

А над тихо ткущимися снами,
И над тихо зыблемыми огоньками,

И над призраками бедных хат
Ночь развертывает чародейный плат,

Опрокидывает чародейный щит,
И о свете незакатном ворожит.

Ф.Сологуб

[Liza]

***

Есть соответствия во всём, —
Не тщетно простираем руки:
В ответ на счастье и на муки
И смех и слезы мы найдём,

И если жаждем утешенья,
Бежим далеко от людей.
Среди лесов, среди полей
Покой, безмыслие, забвенье.

Ветвями ветер шелестит,
Трава травою так и пахнет.
Никто в изгнании не чахнет,
Не презирает и не мстит.

Так, доверяяся природе,
Наперекор судьбе, во всем
Мы соответствия найдем
Своей душе, своей свободе.

Ф.Сологуб

[Liza]

-7-

и всякая вера вела к надежде
ибо не было без надежды
смысла в вере
а без веры смысла вечности

и всякая надежда вела к свету
ибо не было без света
самой надежды
а без надежды смысла времени

и всякий свет был любовью
ибо вне любви
тьмою оборачивался свет
а пространство небытием


и всякая любовь была стремленьем к счастью
ибо вне счастья
любовь оборачивалась ненавистью
а ненависть разрушала общее отнимая подобное

и всякое счастье вело ко лжи
ибо вне лжи не выживало там
где дух страшился страдания
а страдание становилось отчаяньем

и всякая ложь вела к свободе
ибо освобождала от того
что сама защищала
а на месте рождалась боль

и всякая свобода становилась одиночеством
ибо только через одиночество
часть не зависела от целого
а свет не зависел от тьмы

и всякое одиночество становилось выбором
ибо вне выбора
одиночество суть пустота
а природа вещей не терпит пустоты

и всякий выбор был трагедией
ибо вне трагедии
нет гармонии
а добро и зло в сущем есть одно

и всякая трагедия была словом
и слово проявлялось в языке
ибо вне языка трагедия не разрешима
а бытие лишено жизни

и разрешаясь
трагедия становилась актом творения
и творение было подобно творцу
и творец был подобен творению
ибо иначе как из себя
ничто сотворено быть не может

и подобна часть единому и единое части
ибо оно есть они а они есть оно
и всё есть во всём подобно матрёшке
и молекула во вселенной
и вселенная в молекуле
и образуют они музыку сфер
или иначе
храм мира

где всякая вера ведёт к надежде
где всякая надежда ведёт к свету
где всякий свет...
и несть числа кругам этим
ибо иначе - НИЧТО
и это хуже ада

М.Гофайзен

[Liza]

***

На бледно-голубой эмали,
Какая мыслима в апреле,
Берёзы ветви поднимали
И незаметно вечерели.

Узор отточенный и мелкий,
Застыла тоненькая сетка,
Как на фарфоровой тарелке
Рисунок, вычерченный метко, —

Когда его художник милый
Выводит на стеклянной тверди,
В сознании минутной силы,
В забвении печальной смерти.

О.Мандельштам

[Liza]

Раковина

Быть может, я тебе не нужен,
Ночь; из пучины мировой,
Как раковина без жемчужин,
Я выброшен на берег твой.

Ты равнодушно волны пенишь
И несговорчиво поешь;
Но ты полюбишь, ты оценишь
Ненужной раковины ложь.

Ты на песок с ней рядом ляжешь,
Оденешь ризою своей,
Ты неразрывно с нею свяжешь
Огромный колокол зыбей;

И хрупкой раковины стены, —
Как нежилого сердца дом, —
Наполнишь шепотами пены,
Туманом, ветром и дождем...

О.Мандельштам

[Liza]

***

Bозьми на радость из моих ладоней
Немного солнца и немного меда,
Как нам велели пчелы Персефоны.

Не отвязать неприкрепленной лодки,
Не услыхать в меха обутой тени,
Не превозмочь в дремучей жизни страха.

Нам остаются только поцелуи,
Мохнатые, как маленькие пчелы,
Что умирают, вылетев из улья.

Они шуршат в прозрачных дебрях ночи,
Их родина — дремучий лес Тайгета,
Их пища — время, медуница, мята.

Возьми ж на радость дикий мой подарок —
Невзрачное сухое ожерелье
Из мертвых пчел, мед превративших в солнце.

О.Мандельштам

[Liza]

* * * * *

Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма,
За смолу кругового терпенья, за совестный деготь труда...
Как вода в новгородских колодцах должна быть черна и сладима,
Чтобы в ней к рождеству отразилась семью плавниками звезда.

И за это, отец мой, мой друг и помощник мой грубый,
Я — непризнанный брат, отщепенец в народной семье —
Обещаю построить такие дремучие срубы,
Чтобы в них татарва опускала князей на бадье.

Лишь бы только любили меня эти мерзлые плахи,
Как, нацелясь на смерть, городки зашибают в саду,—
Я за это всю жизнь прохожу хоть в железной рубахе
И для казни петровской в лесах топорище найду.

О.Мандельштам

[Liza]

***

Я скажу это начерно, шопотом,
Потому что еще не пора:
Достигается потом и опытом
Безотчетного неба игра.

И под временным небом чистилища
Забываем мы часто о том,
Что счастливое небохранилище -
Раздвижной и прижизненный дом.

О.Мандельштам

[Liza]

отсрочка

в канун последнего суда
под звуки вальса
но суд по сути был всегда
он состоялся

другим сильнее повезло
а нам в отместку
за вальс забыли как назло
вручить повестку

их выводили из тюрьмы
по хрусту наста
а неувязка в том что мы
танцуем часто

последней радости глоток
смакуем свято
забыв про высохший поток
иосафата

поди в глаза его узнай
когда в окне сам
прекрасный голубой дунай
под венским лесом

мы стая дураков и дур
стальные пятки
вот только спляшем этот тур
и все в порядке

предстанем строем у стены
глупы и голы
в расстрельный лист занесены
и в протоколы

А.Цветков

[Liza]

* * *

сабвей сорок вторая поезд е
мужик в летах пытается внушить
соседке слева что лиха беда
смертельная болезнь но победима
она ободрена соседка справа
молоденькая в черном до зрачков
зубрит коран и в шевеленье губ
la ilaha illallahu поди
точнее различи а я спокоен
меж этих двух отчаяний и знаю
да я умру и нет спасенья нет
но этой тайны им не угадать

А.Цветков

[Liza]

* * *

предметы расставанья и вины
растаявшие вперемешку с теми
которые вполне еще видны
из постепенно обступившей тени

как оставляя детскую с тоской
в углу охапкой мишки и машинки
и в беличьих колесах городской
разгон и юношеские ошибки

все человеческое в бездну здесь
раз под уклон не одолеет гору
пора невозвращения хоть влезь
в былую кожу но тебе не впору

напрасно столько боли намело
барханы от гурона до валдая
и ангелы с клинками наголо
от пут любви сердца освобождая

уже на страже сириус погас
как золушка в подол смахнула брошку
что вам по совести сказать о нас
мы чаще россыпью и понарошку

нам зелень злей едва земная медь
обнажена железо в язвах яда
оно и так должно само стемнеть
дверь от себя и свет гасить не надо

А.Цветков

[Liza]

* * *

всей тишины в обрез в ней движешься стремглав
грунт отрывается вот панорама сверху
крылатую свою пришпоришь оседлав
секундную в карьер на циферблате стрелку

нашарим в тумбочке утащим в койку том
монтеня или кто нам сетовал на старость
как обессилел свет или проблема в том
что пожил бы еще но больше не осталось

следить как фолиант струится с простыней
взметая ил со дна где мысли водолазы
спросить который час но быстрый страх сильней
чем свет что смеркнется до истеченья фразы

не впору циферблат для книг такой длины
а помнишь на заре душа была машиной
но воздух обречен в нем на просвет видны
все перфорации стеклянный след мышиный

не сам ли саженцем без страха и вреда
еще не как монтень а с дерзостью кортеса
в ненужном мужестве заглядывал туда
где навсегда обрыв где линия отреза

А.Цветков

[Liza]

элегия на приход ночи

все вповалку и в храп понемножку
под калиновым в поле кустом
тракторист проглотивший гармошку
спит с гофрированным животом
в городах где свирепствует разум
чтобы ртуть в капиллярах текла
гальваническим екая глазом
прокурор подшивает дела
желтопузая жаба в болоте
убеждает что жизнь хороша
отчего вы неправду поете
земноводные нам кореша

ночь нежна но в юдоли угрюмой
на излете людской суеты
наливай понемногу и думай
кто ты есть и зачем себе ты
в поймах рек и в ландшафте гористом
рассуждай пропуская сто грамм
для чего прокурор с трактористом
увенчали творения храм
кто завел для забавы скотина
человека в очках и пчелу
а теперь словно дня не хватило
эта ночь эта немочь к чему

А.Цветков

[Liza]

* * *

нектар таскали и пыльцу
сквозь сотни трудных миль
но время подошло к концу
пора валиться в пыль
ум посерьезнее чем мой
велит свернуть дела
зачем тогда я был пчелой
зачем была пчела

ум посерьезнее чем мой
идеей обуян
что жизнь была один сплошной
оптический обман
что уж мираж в густом хвоще
и аист и вода
и никакой пчелой вообще
я не был никогда

а я уже лежу в пыли
и возразить нельзя
но все-таки цветы цвели
их хватит за глаза
все лето в толчее речной
я трогать их любил
вот почему я был пчелой
вот почему я был

А.Цветков

[Liza]

Чертовы качели

В тени косматой ели,
Над шумною рекой
Качает черт качели
Мохнатою рукой.

Качает и смеется,
Вперед, назад,
Вперед, назад,
Доска скрипит и гнется,
О сук тяжелый трется
Натянутый канат.

Снует с протяжным скрипом
Шатучая доска,
И черт хохочет с хрипом,
Хватаясь за бока.

Держусь, томлюсь, качаюсь,
Вперед, назад,
Вперед, назад,
Хватаюсь и мотаюсь,
И отвести стараюсь
От черта томный взгляд.

Над верхом темной ели
Хохочет голубой:
- Попался на качели,
Качайся, черт с тобой!-

В тени косматой ели
Визжат, кружась гурьбой:
- Попался на качели,
Качайся, черт с тобой!-

Я знаю, черт не бросит
Стремительной доски,
Пока меня не скосит
Грозящий взмах руки,

Пока не перетрется,
Крутяся, конопля,
Пока не подвернется
Ко мне моя земля.

Взлечу я выше ели,
И лбом о землю трах!
Качай же, черт, качели,
Все выше, выше... ах!

Ф.Сологуб

[Liza]

* * *

объясни питомец птица
каково тебе летится
что бормочешь ты дитя
над поверхностью летя
всюду облачные сфинксы
мрачно монстры на ветру
строят рожи скалят фиксы
нелегко тебе вверху

если кто рожден микробом
канет в пепельную тьму
кто судья ему за гробом
кем воскреснется ему
здесь родня ему не рада
сучья нежить волчья сыть
у кого бы каплю яда
в чашку петри попросить

если жизнь сплошных загадок
и превратностей полна
чем промучиться остаток
для чего тебе она
нет микробу в горе братца
не опора птице лесть
сфинксов бы не испугаться
ужас камешком заесть

А.Цветков

[Liza]

***

...вот они пишут стихи. Конфигурации букв включены
в безостановочные машины вмешательства. Пишут,
как если бы чего-то ожидали от жизни, а она
бы им ничего не дала. И впрямь нестерпимо,
когда бог косноязычен, сутул, проводит все свое время
на погостах, вокзалах, играя на дощатой гитаре.
И об этом они тоже переговариваются
электрическими голосами, – о природе, которая
овивает паутиной гнезда и ветки.
Подчас в этом глинистом щебете
угадать удается "исправленному верить",
что-то о женщинах, что к низинам заката
спадают скользкими петлями.
"Но что делаешь ты?"
Верно, спроси, но только членораздельно спроси,
спроси так, чтобы я мог разобрать, о чем идет речь.
Будь внятным, не избегай чувства ответственности.
Отойди на два шага, не торопись,
а если поблизости камень, стань на него, руку воздень,
как подобает тому, кого не проведешь на мякине
и протяни ее открытой ладонью, спрашивая –
"что делаешь ты?"
– Я? Что делаю я?
Я делаю глоток светлого холодного пива,
медленно отираю губы, откусываю кильке голову,
зажигаю сигарету и прикрываю глаза
не потому, что сегодня чрезмерно светло,
или, там на всякий случай, –
но потому, что дует северный майский ветер,
несет пыль, мелкий мусор, бессонницу, слабость,
безукоризненно равную слабости сердца.

А.Драгомощенко

[Liza]

***
Весна и кое-где облака. Остальное занято небом.
Она была сумасшедшей, потом стала мертвой.
Рассказывай птицам.
Пепел - состояние информации,
превзошедшей допустимую сложность.

Вне него самого расположены
дезоксирибонуклеиновые спирали речи,
серебро фотографий, чернеющих в камне,
браслета и рыб из фольги; поэзия не
признанье в любви "языку и возлюбленной",
но дознание: как они возникают -
рассказывай это глиняным зернам,

(возможно и тело схожим образом
рассматривает себя, состоя из
перфорации памяти, косвенности ожогов,
гулкого свода правил:

траекторий бесплотных друза,
аксонов бессонная паутина в патине,
высохшая роса геометрии,
игольчатое полотно очей, cellular automaton:
распластанное в направлениях).

Холодное утро в мае.
Дети в тумане играют в настольный теннис.
Почтальон, как душа всех писем,
пущенных на волю ветра,
не столь бесконечен, чтобы стать
убежищем мысли.

А.Драгомощенко

[Liza]

* * *

Странствующая ось, плавающие углы.

Речь пробивает в бессмертьи
первую брешь. Что кроется
за словами, которыми обмениваются
по телефону мужчина и женщина?

... и до них.

Дыхание.

Всадник поет обо всем,
чего касается взгляд.
Равномерность познания.
Частиц волнообразное колебание.
Насекомое на стене. Комар.

В воронку зрачка
звезда всверливает расстояние.
Разум, умеющий много гитик,
никак не заучит слова послушания.

В полнолуние уходят концы строки.
Наст мозга татуирован историей.
Насекомое как стрела,
стоящая неподвижно на месте.

В век саранчи акридами питается святость.
Взаимодействие желез с горлом.
С древесиной железа.
Любовь избирает всегда/иногда
странные страницы из словаря.
Орбиты словесного тяготения.

Ударная стопа
сменяется усеченной. Размер тела
совпадает едва (никогда)
с просодией мысли о тлении.

Вестник осени с головой у плеча
протирает полой очки,
совмещаясь с дверным проемом.

Я говорю и пишу
только лишь потому,
что давно в состоянии
не делать ни того, ни другого.

Агония – самый дешевый
источник энергии: ни одного изъяна
в микроструктуре,
вплоть до отдельного волоска
нет преград между ними.

Свечение швов. Смерч.
Рог Амалфеи.
Время делится на сегменты
поражения цели.

Птенец ворона встал на крыло,
как родник, чист его коготь.
В воздухе снег Китая.
Так соединяются части льва –
что и есть соединение вида.

Солнце испаряется в синеве,
сознание – в парящей пылинке.
Дождь, и великолепный удар листвы.
Если форма и пустота таковы,
то и все дхармы мыслятся так же.

Череп – улей свободы.
Сквозит. Судорога зрачка
используется как тяга
не для того, чтобы отшатнуться назад,
но чтобы приблизиться:

мы бродили по рынку,
стояла жара.
Божественная волна
предвосхищений, прозрачна,
текла, не минуя, не унося.
Простоте движения не
нужны объяснения.

В ожидании письма
в сентябрь превращается август.
Снег сходит утром с лица,
снились туман, апрель, поля,
в словах – дыхание.

А.Драгомощенко

[Liza]

Зимнее чтение

Угасший лист кленовый о стекло.
Продрогшая земля у белого залива
Теперь, как наша жизнь - покорна и чиста.

Не открывая глаз.
Изогнута строка,
За ней промозглое и низкое светило
висит в глазнице тусклого
огня на тонких жилах рифм,
Потом весна, душа,
Потом: туда-сюда,

И ветер поет, будто снов трава,
Скребется лист в окно с упрямством мертвеца,
Осока, горизонт, белесый пар,
И мгла тишайшего Элизия стекает
по венам выпуклым,
И чайки узкий вскрик снегами, словно эхо, заплывает
заплывает,
Любовь ничто не объясняет,
Да прахом подлым отдает строка,
Сужаясь и летя в кругах припоминанья.

Читаешь дальше; светло-синий мох,
Табачный дым ложится на пол,
Но вновь начни с умолкшего конца,
Где всякий смысл превозмогая,
Всей чешуей сверкающая слов -
Подобно сгнившим немощным покровам -
Строка сползает прочь и открывает взору
Раскаты тьмы, цветущие огнем
Все той же тьмы, сметающей начало.

А.Драгомощенко

[Liza]

Надпись на неоконченном портрете

О, не вздыхайте обо мне,
Печаль преступна и напрасна,
Я здесь, на сером полотне,
Возникла странно и неясно.

Взлетевших рук излом больной,
В глазах улыбка исступленья,
Я не могла бы стать иной
Пред горьким часом наслажденья.

Он так хотел, он так велел
Словами мертвыми и злыми.
Мой рот тревожно заалел,
И щеки стали снеговыми.

И нет греха в его вине,
Ушел, глядит в глаза другие,
Но ничего не снится мне
В моей предсмертной летаргии.

А.Ахматова

[Liza]

Призрак

Зажженных рано фонарей
Шары висячие скрежещут,
Все праздничнее, все светлей
Снежинки, пролетая, блещут.

И, ускоряя ровный бег,
Как бы в предчувствии погони,
Сквозь мягко падающий снег
Под синей сеткой мчатся кони.

И раззолоченный гайдук
Стоит недвижно за санями,
И странно царь глядит вокруг
Пустыми светлыми глазами.

А.Ахматова

[Liza]

Сад

Он весь сверкает и хрустит,
Обледенелый сад.
Ушедший от меня грустит,
Но нет пути назад.

И солнца бледный тусклый лик —
Лишь круглое окно;
Я тайно знаю, чей двойник
Приник к нему давно.

Здесь мой покой навеки взят
Предчувствием беды,
Сквозь тонкий лед еще сквозят
Вчерашние следы.

Склонился тусклый мертвый лик
К немому сну полей,
И замирает острый крик
Отсталых журавлей.

А.Ахматова