Стиш. Вроде юморной

[Liza]

Новый Жюль Верн

I

Безупречная линия горизонта, без какого-либо изъяна.
Корвет разрезает волны профилем Франца Листа.
Поскрипывают канаты. Голая обезьяна
с криком выскакивает из кабины натуралиста.

Рядом плывут дельфины. Как однажды заметил кто-то,
только бутылки в баре хорошо переносят качку.
Ветер относит в сторону окончание анекдота,
и капитан бросается с кулаками на мачту.

Порой из кают-компании раздаются аккорды последней вещицы Брамса.
Штурман играет циркулем, задумавшись над прямою
линией курса. И в подзорной трубе пространство
впереди быстро смешивается с оставшимся за кормою.

II

Пассажир отличается от матроса
шорохом шелкового белья,
условиями питания и жилья,
повтореньем какого-нибудь бессмысленного вопроса.

Матрос отличается от лейтенанта
отсутствием эполет,
количеством лент,
нервами, перекрученными на манер каната.

Лейтенант отличается от капитана
нашивками, выраженьем глаз,
фотокарточкой Бланш или Франсуаз,
чтением "Критики чистого разума", Мопассана и "Капитала".

Капитан отличается от Адмиралтейства
одинокими мыслями о себе,
отвращением к синеве,
воспоминаньем о длинном уик-энде, проведенном в именьи тестя.

И только корабль не отличается от корабля.
Переваливаясь на волнах, корабль
выглядит одновременно как дерево и журавль,
из-под ног у которых ушла земля.

III

Разговор в кают-компании

"Конечно, эрцгерцог монстр! но как следует разобраться
-- нельзя не признать за ним некоторых заслуг..."
"Рабы обсуждают господ. Господа обсуждают рабство.
Какой-то порочный круг!" "Нет, спасательный круг!"

"Восхитительный херес!" "Я всю ночь не могла уснуть.
Это жуткое солнце: я сожгла себе плечи".
"...а если открылась течь? я читал, что бывают течи.
Представьте себе, что открылась течь, и мы стали тонуть!

Вам случалось тонуть, лейтенант?" "Никогда. Но акула меня кусала".
"Да? любопытно... Но, представьте, что -- течь... И представьте
себе..."
"Что ж, может, это заставит подняться на палубу даму в 12-б".
"Кто она?" "Это дочь генерал-губернатора, плывущая в Кюрасао".

IV

Разговоры на палубе

"Я, профессор, тоже в молодости мечтал
открыть какой-нибудь остров, зверушку или бациллу".
"И что же вам помешало?" "Наука мне не под силу.
И потом -- тити-мити". "Простите?" "Э-э... презренный металл".

"Человек, он есть кто?! Он -- вообще -- комар!"
"А скажите, месье, в России у вас, что' -- тоже есть резина?"
"Вольдемар, перестаньте! Вы кусаетесь, Вольдемар!
Не забывайте, что я..." "Простите меня, кузина".

"Слышишь, кореш?" "Чего?" "Чего это там вдали?"
"Где?" "Да справа по борту". "Не вижу". "Вон там". "Ах, это...
Вроде бы кит. Завернуть не найдется?" "Не-а, одна газета...
Но оно увеличивается! Смотри!... Оно увели..."

[Liza]

V

Море гораздо разнообразнее суши.
Интереснее, чем что-либо.
Изнутри, как и снаружи. Рыба
интереснее груши.

На земле существуют четыре стены и крыша.
Мы боимся волка или медведя.
Медведя, однако, меньше и зовем его "Миша".
А если хватит воображенья -- "Федя".

Ничего подобного не происходит в море.
Кита в его первозданном, диком
виде не трогает имя Бори.
Лучше звать его Диком.

Море полно сюрпризов, некоторые неприятны.
Многим из них не отыскать причины;
ни свалить на Луну, перечисляя пятна,
ни на злую волю женщины или мужчины.

Кровь у жителей моря холодней, чем у нас; их жуткий
вид леденит нашу кровь даже в рыбной лавке.
Если б Дарвин туда нырнул, мы б не знали "закона джунглей"
либо -- внесли бы в оный свои поправки.

VI

"Капитан, в этих местах затонул "Черный принц"
при невыясненных обстоятельствах". "Штурман Бенц!
ступайте в свою каюту и хорошенько проспитесь".
"В этих местах затонул также русский "Витязь".
"Штурман Бенц! Вы думаете, что я
шучу?" "При невыясненных обстоя..."

Неукоснительно надвигается корвет.
За кормою -- Европа, Азия, Африка, Старый и Новый свет.
Каждый парус выглядит в профиль, как знак вопроса.
И пространство хранит ответ.

VII

"Ирина!" "Я слушаю". "Взгляни-ка сюда, Ирина".
"Я же сплю". "Все равно. Посмотри-ка, что это там?" "Да где?"
"В иллюминаторе". "Это... это, по-моему, субмарина".
"Но оно извивается!" "Ну и что из того? В воде
все извивается". "Ирина!" "Куда ты тащишь меня?! Я раздета!"
"Да ты только взгляни!" "О боже, не напирай!
Ну, гляжу. Извивается... но ведь это... Это...
Это гигантский спрут!.. И он лезет к нам! Николай!.."

VIII

Море внешне безжизненно, но оно
полно чудовищной жизни, которую не дано
постичь, пока не пойдешь на дно.

Что подтверждается сетью, тралом.
Либо -- пляской волн, отражающих как бы в вялом
зеркале творящееся под одеялом.

Находясь на поверхности, человек может быстро плыть.
Под водою, однако, он умеряет прыть.
Внезапно он хочет пить.

Там, под водой, с пересохшей глоткой,
жизнь представляется вдруг короткой.
Под водой человек может быть лишь подводной лодкой.

Изо рта вырываются пузыри.
В глазах возникает эквивалент зари.
В ушах раздается бесстрастный голос, считающий: раз, два, три.

[Liza]

IX

"Дорогая Бланш, пишу тебе, сидя внутри гигантского осьминога.
Чудо, что письменные принадлежности и твоя фотокарточка уцелели.
Сыро и душно. Тем не менее, не одиноко:
рядом два дикаря, и оба играют на укалеле.
Главное, что темно. Когда напрягаю зрение,
различаю какие-то арки и своды. Сильно звенит в ушах.
Постараюсь исследовать систему пищеваренья.
Это -- единственный путь к свободе. Целую. Твой верный Жак".

"Вероятно, так было в утробе... Но спасибо и за осьминога.
Ибо мог бы просто пойти на дно, либо -- попасть к акуле.
Все еще в поисках. Дикари, увы, не подмога:
о чем я их не спрошу, слышу странное "хули-хули".
Вокруг бесконечные, скользкие, вьющиеся туннели.
Какая-то загадочная, переплетающаяся система.
Вероятно, я брежу, но вчера на панели
мне попался некто, назвавшийся капитаном Немо".

"Снова Немо. Пригласил меня в гости. Я
пошел. Говорит, что он вырастил этого осьминога.
Как протест против общества. Раньше была семья,
но жена и т. д. И ему ничего иного
не осталось. Говорит, что мир потонул во зле.
Осьминог (сокращенно -- Ося) карает жесткосердье
и гордыню, воцарившиеся на Земле.
Обещал, что если останусь, то обрету бессмертье".

"Вторник. Ужинали у Немо. Было вино, икра
(с "Принца" и "Витязя"). Дикари подавали, скаля
зубы. Обсуждали начатую вчера
тему бессмертья, "Мысли" Паскаля, последнюю вещь в "Ля Скала".
Представь себе вечер, свечи. Со всех сторон -- осьминог.
Немо с его бородой и с глазами голубыми, как у младенца.
Сердце сжимается, как подумаешь, как он тут одинок..."

(Здесь обрываются письма к Бланш Деларю от лейтенанта Бенца).

X

Когда корабль не приходит в определенный порт
ни в назначенный срок, ни позже,
Директор Компании произносит: "Черт!",
Адмиралтейство: "Боже".

Оба неправы. Но откуда им знать о том,
что приключилось. Ведь не допросишь чайку,
ни акулу с ее набитым ртом,
не направишь овчарку

по' следу. И какие вообще следы
в океане? Все это сущий
бред. Еще одно торжество воды
в состязании с сушей.

В океане все происходит вдруг.
Но потом еще долго волна теребит скитальцев:
доски, обломки мачты и спасательный круг;
все -- без отпечатка пальцев.

И потом наступает осень, за ней -- зима.
Сильно дует сирокко. Лучшего адвоката
молчаливые волны могут свести с ума
красотою заката.

И становится ясно, что нечего вопрошать
ни посредством горла, ни с помощью радиозонда
синюю рябь, продолжающую улучшать
линию горизонта.

Что-то мелькает в газетах, толкующих так и сяк
факты, которых, собственно, кот наплакал.
Женщина в чем-то коричневом хватается за косяк
и оседает на пол.

Горизонт улучшается. В воздухе соль и йод.
Вдалеке на волне покачивается какой-то
безымянный предмет. И колокол глухо бьет
в помещении Ллойда.

И.Бродский

[Liza]

Доклад для симпозиума


Предлагаю вам небольшой трактат
об автономности зрения. Зрение автономно
в результате зависимости от объекта
внимания, расположенного неизбежно
вовне; самое себя глаз никогда не видит.
Сузившись, глаз уплывает за
кораблем, вспархивает вместе с птичкой с ветки,
заволакивается облаком сновидений,
как звезда; самое себя глаз никогда не видит.
Уточним эту мысль и возьмем красавицу.
В определенном возрасте вы рассматриваете красавиц,
не надеясь покрыть их, без прикладного
интереса. Невзирая на это, глаз,
как невыключенный телевизор
в опустевшей квартире, продолжает передавать
изображение. Спрашивается -- чего ради?
Далее -- несколько тезисов из лекции о прекрасном.
Зрение -- средство приспособленья
организма к враждебной среде. Даже когда вы к ней
полностью приспособились, среда эта остается
абсолютно враждебной. Враждебность среды растет
по мере в ней вашего пребыванья;
и зрение обостряется. Прекрасное ничему
не угрожает. Прекрасное не таит
опасности. Статуя Аполлона
не кусается. Белая простыня
тоже. Вы кидаетесь за шуршавшей юбкой
в поисках мрамора. Эстетическое чутье
суть слепок с инстинкта самосохраненья
и надежней, чем этика. Уродливое трудней
превратить в прекрасное, чем прекрасное
изуродовать. Требуется сапер,
чтобы сделать опасное безопасным.
Этим попыткам следует рукоплескать,
оказывать всяческую поддержку.
Но, отделившись от тела, глаз
скорей всего предпочтет поселиться где-нибудь
в Италии, Голландии или в Швеции.

И.Бродский

[CaptainIvanov]

ИМХО, все более и более спорным эto

[Liza]

Сад пней

Обглоданный скелет матроса
обрушен как-то криво, косо,
лет пятьдесят
он в этом трюме пребывает,
в глазницы рыбки проплывают
и вверх глядят.

Фильтруется говно в лагуну,
гниет луна над Гонолулу,
столбы огня
и крови, что здесь вверх летели,
застыли, превратясь в отели,
стоят стоймя.

В доходных этих обелисках,
в их блестках, плесках, брызгах, визгах
жрут, пьют, орут,
там ягодицы смуглых девок
вращаются, там много денег
за все берут.

Черна меж двух столбов промежность
(уж не в такую ли кромешность
шли на таран?).
Там пахнет рыбным рестораном,
и правда, в этом месте странном
есть ресторан.

Японец лапками сухими
формует суши и сашими,
он нас умней,
он капиталец свой утроил,
а для гостей своих устроил
сад пней.

Пни обгорелые на сером
песке стоят таким манером,
что каждый пень
бросает тень тоски, терпенья,
тень тектонического пенья
в последний день.

Ужасный день! И смерть, и слава!
Текла и оплывала лава,
потом сошла.
Она текла и оплывала,
но что-то лава оставляла,
не все сожгла.

То, что не удалось расплавить
и сжечь, мы называем – память.
Присядь, взгляни
без слез, но также без усмешки,
взгляни на эти головешки,
на эти пни.

Уж так заведено под солнцем –
победа нам, а жизнь японцам.
Они живут.
В свою японскую улыбку
они суют сырую рыбку,
засим жуют.

Л.Лосев

[Liza]

Урок фотографии. I

Вот еще. Что ты плачешь, дурак?
Посмотри на картинку в кулак
и увидишь, как две спины
отделяются от стены,
обретают объем черты,
раскрывает улыбка рты,
и вперед протянулась рука,
а не знают два пиджака,
две рубашки, две головы,
что давно уж они мертвы.
Там, где груда пальто и шляп,
недодержан, как белая мышь,
(видно, был проявитель слаб)
приглядись – это ты стоишь.

Я стою, прислонясь к стене,
недодержан и под хмельком,
и гляжу: грядущее мне
уговатым грозит кулаком.

Л.Лосев

[Liza]

Стансы

Расположение планет
и мрачный вид кофейной гущи
нам говорят, что Бога нет
и ангелы не всемогущи.

И все другие письмена,
приметы, признаки и знаки
не проясняют ни хрена,
а только топят все во мраке.

Все мысли в голове моей
подпрыгивают и бессвязаны,
и все стихи моих друзей
безo'бразны и безобра'зны.

Когда по городу сную,
по делу или так гуляю,
повсюду только гласный У
привычным ухом уловляю.

Натруженный, как грузовик,
скулящий, как больная сука,
лишен грамматики язык,
где звук не отличим от звука.

Дурак, орущий за версту,
болтун, уведший вас в сторонку,
все произносят пустоту,
слова сливаются в воронку,

забулькало, совсем ушло,
уже слилось к сплошному вою.
Но шелестит еще крыло,
летящее над головою.

Л.Лосев

[НЕМОЙ]

и снег кружась над головою
как повстречавшийся немой

глядит упрямо... лишь зимою
придут и счастье... и покой

[Liza]

***

Я сна не торопил, он сразу состоялся,
и стали сниться сны, тасуясь так и сяк,
и мир из этих снов прекрасный составлялся,
и в этом мире снов я шлялся, как дурак.

Я мертвым говорил взволнованные речи,
я тех, кого здесь нет, хватал за рукава,
и пафос алкаша с настырностью предтечи
буровились во мне, и я качал права.

И отменил я «нет», и упразднил «далече»,
и сам себя до слез растрогал, как в кино.
С отвагой алкаша, с усилием предтечи
проснулся. Серый свет дневной глядит в окно.

Я серый свет дневной. Гляжу в окно: герани,
два хилых стула, сны — второй и третий сорт,
подобие стола (из канцелярской дряни),
на коем вижу не-гативный натюрморт:

недопитый стакан, невыключенная лампа,
счет неоплаченный за телефон и не-
надписанный конверт без марки и без штампа.
Фон: некий человек ничком на простыне.

Л.Лосев

[НЕМОЙ]

тепло. уютно. безопасно

враг побеждён и жизнь прекрасна

[НЕМОЙ]

тепло. уютно. безопасно

враг побеждён и жизнь прекрасна

[НЕМОЙ]

тепло. уютно. безопасно

враг побеждён и жизнь прекрасна

[выхухоль]

НЕМОЙ,
Вы не заболели ?
Другие слова помните
Или только песенку глиста

[НЕМОЙ]

выхухоль

смиряя народы придётся смириться

ты жалкий червяк... а не гордая птица

[Liza]

Сопряжение двух

(Строки на гибель "Титаника")

I
Далеко от любой земли,
От мирской суеты вдали,
От людской гордыни тоже, плывет как все корабли.

II
Там в отсеках, в стальной броне,
Саламандры в алом огне.
Поперек пучины ритмично поворачивает на волне.

III
Оседлав зеркальную гладь,
Ей бы роскошь век отражать,
Червь морской ужасный скользкий ползком как тать.

IV
Самоцветы величины
Неохватной, облечены
Мглой, угасли, искры обесцвечены и черны.

V
Только тусклые рыбы нет-нет
Золоченой затее вслед
Глядят, вопрошая: «Что за тщеславный бред?»

VI
Но покуда на верфи в дыму
Возводили чудо, ему
Неотступная Воля, та, что велит всему,

VII
Ваяла здесь близнеца,
Смертный груз тяжелей свинца,
Глыбу Льда, до поры отдельно, не до конца.

VIII
Там на стапелях судно росло,
А здесь приближалось число,
Айсберг рос, как гроза во мгле, его несло.

IX
Не близки друг другу отнюдь,
Так что смертному не смекнуть,
Что к единой точке им предначертан путь.

X
И ни знака о том, что они
Совпадут в грядущие дни,
Как две части великого случая, члены родни.

XI
Пока Прядильщик Лет
Не прорек: «Пора», и в ответ
Не свело эти две полусферы в грохот и свет.

Томас Гарди

[Liza]

***

Мне весна ничего не сказала —
Не могла. Может быть — не нашлась.
Только в мутном пролете вокзала
Мимолетная люстра зажглась.

Только кто-то кому-то с перрона
Поклонился в ночной синеве,
Только слабо блеснула корона
На несчастной моей голове.

Г.Иванов

[Liza]

***

Мелодия становится цветком,
Он распускается и осыпается,
Он делается ветром и песком,
Летящим на огонь весенним мотыльком,
Ветвями ивы в воду опускается...

Проходит тысяча мгновенных лет,
И перевоплощается мелодия
В тяжелый взгляд, в сиянье эполет,
В рейтузы, в ментик, в «Ваше благородие»,
В корнета гвардии — о, почему бы нет?..

Туман... Тамань... Пустыня внемлет Богу.
— Как далеко до завтрашнего дня!..
И Лермонтов один выходит на дорогу,
Серебряными шпорами звеня.

Г.Иванов

[Liza]

***

Друг друга отражают зеркала,
Взаимно искажая отраженья.

Я верю не в непобедимость зла,
А только в неизбежность пораженья.

Не в музыку, что жизнь мою сожгла,
А в пепел, что остался от сожженья.

2

Игра судьбы. Игра добра и зла.
Игра ума. Игра воображенья.
«Друг друга отражают зеркала,
Взаимно искажая отраженья...»

Мне говорят — ты выиграл игру!
Но все равно. Я больше не играю.
Допустим, как поэт я не умру,
Зато как человек я умираю.

Г.Иванов

[Liza]

***

От синих звезд, которым дела нет
До глаз, на них глядящих с упованьем,
От вечных звезд — ложится синий свет
Над сумрачным земным существованьем.

И сердце беспокоится. И в нем —
О, никому на свете незаметный —
Вдруг чудным загорается огнем
Навстречу звездному лучу — ответный.

И надо всем мне в мире дорогим
Он холодно скользит к границе мира,
Чтобы скреститься там с лучом другим,
Как золотая тонкая рапира.

Г.Иванов

[Liza]

* * *

Месяц зеркальный плывет по лазурной пустыне,
Травы степные унизаны влагой вечерней,
Речи отрывистей, сердце опять суеверней.
Длинные тени вдали потонули в ложбине.

В этой ночи, как в желаниях, все беспредельно,
Крылья растут у каких-то воздушных стремлений,
Взял бы тебя и помчался бы также бесцельно,
Свет унося, покидая неверные тени.

Можно ли, друг мой, томиться в тяжелой кручине?
Как не забыть, хоть на время, язвительных терний?
Травы степные сверкают росою вечерней,
Месяц зеркальный бежит по лазурной пустыне.

А.Фет

[Liza]

В лунном сиянии

Выйдем с тобой побродить
В лунном сиянии!
Долго ли душу томить
В темном молчании!

Пруд как блестящая сталь,
Травы в рыдании,
Мельница, речка и даль
В лунном сиянии.

Можно ль тужить и не жить
Нам в обаянии?
Выйдем тихонько бродить
В лунном сиянии!

А.Фет

[Liza]

* * *

Растут, растут причудливые тени,
В одну сливаясь тень...
Уж позлатил последние ступени
Перебежавший день.

Что звало жить, что силы горячило -
Далеко за горой.
Как призрак дня, ты, бледное светило,
Восходишь над землей.

И на тебя, как на воспоминанье,
Я обращаю взор...
Смолкает лес, бледней ручья сиянье,
Потухли выси гор;

Лишь ты одно скользишь стезей лазурной;
Недвижно все окрест...
Да сыплет ночь своей бездонной урной
К нам мириады звезд.

А.Фет

[Liza]

У КАМИНА

Тускнеют угли. В полумраке
Прозрачный вьется огонек.
Так плещет на багряном маке
Крылом лазурным мотылек.

Видений пестрых вереница
Влечет, усталый теша взгляд.
И неразгаданные лица
Из пепла серого глядят.

Встает ласкательно и дружно
Былое счастье и печаль,
И лжет душа, что ей не нужно
Всего, чего глубоко жаль.

А.Фет

[Liza]

* * *

Я долго стоял неподвижно,
В далекие звезды вглядясь, -
Меж теми звездами и мною
Какая-то связь родилась.

Я думал... не помню, что думал,
Я слушал таинственный хор,
И звезды тихонько дрожали,
И звезды люблю я с тех пор.

А.Фет

[Liza]

Дрозд в сумерках.

Калитка открывалась в муть
И морок ледяной,
Ослепший день желал уснуть,
Спеленутый зимой;
Переплетеньем лирных струн
Чертили ветви мглу,
И торопился стар и юн
К себе домой, к теплу.

Казалось, мертвый век ничком
Лежит, непогребен,
Укрытый облачным шатром
Под ветра скорбный стон,
Зачатий и рождений ход
В плену небытия,
И все, что дышит и живет,
Бесчувственно, как я.

Но дивным откровеньем вдруг
Из черноты теней
Взлетела песнь, и каждый звук
Был счастья полон в ней –
То сухопарый старый дрозд,
Чьи перья ветер рвал,
Во тьму, во весь свой малый рост,
Сердечность изливал.

Казалось, не было причин
Прийти в такой экстаз
От вида сумрачных картин,
Не радующих глаз –
Должно быть, возносясь во тьму,
Дрожала в вышине
Надежда, внятная ему,
Неведомая мне.

Т.Гарди

[Liza]

Любящий сильнее

Смотрю, как звезд проплывает рать,
И знаю - им на меня плевать,
Но среди прочих земных невзгод
Нас равнодушие не гнетет.

И что поделать сумел бы ты
В ответ на пылкую страсть звезды?
Раз в чувствах равными быть нельзя,
Сильнее любящим буду я.

Влюбленный в звезды с ребячьих лет,
Которым дела до смертных нет,
Признаюсь, глядя в ночную высь,
Что без любой могу обойтись.

Исчезни звездная кутерьма -
И я пойму, как прекрасна тьма.
Любить пустующий небосвод
Привычка быстро ко мне придет.

У.Х.Оден.

[Liza]

Я потеряла мир вчера...

Я потеряла мир вчера!
Никто не находил?
Приметы: звездный ореол,
Парад ночных светил.

Не привлечет он богача,
На мой же скромный взгляд
Все золото пред ним – пустяк.
Молю вернуть назад!

Э. Дикинсон

[Liza]

Адажио

Та улочка вела из города в поля,
Хранила запах трав нагретая земля,
А золотой закат в неповторимый цвет
Окрасил грусть мою, которой срока нет.
Я помню как сейчас тот мрачноватый дом,
Высокий мезонин с решётчатым окном,
Затворницей жила там женщина одна,
Я замедлял шаги у этого окна:
В один и тот же час из-за тяжелых штор
Адажио лилось – соната ля минор.
Изысканный закат румянил облака,
Та улочка была безлюдна и узка,
Прогуливаясь там и вглядываясь в даль,
Я пестовал свою любовную печаль,
И так, за часом час, я понимать привык
Неведомой души волнующий язык.
Рояль негромко пел, он сетовал светло,
Желая воскресить, что навсегда прошло,
В той жалобе звучал утраченный экстаз…
Мне чудились цветы в оправе дивных ваз,
Тонул их аромат в зеркальной темноте,
И я мужской портрет увидел на холсте,
И лампы серебро, и клавиш белизну…
И музыкою боль пронзала тишину
И на пределе сил сулила забытьё –
Физически я мог почувствовать её
Щемящую волну, разлитую во всём:
В прохладе, в красоте, в дыхании самом.
Всё глуше пел рояль под разговор ветров,
И вовсе замолчал в один из вечеров.

Теперь в других краях лежит моя тропа,
Всё так же мне чужда крикливая толпа,
Но память бередят забытые места –
Та улочка – она теперь уже не та:
Теперь там толчея и детский гам, и пыль,
Теперь другой рояль играет там кадриль.


Ф. Коппе

[Liza]

ЧИТАЯ ЛАО ЦЗЫ

"Кто говорит – ничего не знает,
знающий – тот молчит".
Эти слова, известные людям,
Лао принадлежат.
Но если так, и почтенный Лао
именно тот, кто знал, –
Как получилось, что он оставил
книгу в пять тысяч слов?

Бо Цзюй-и

[Liza]

* * *

по шву реки зеркальная стена
ползут на берег раненые свечи
и белизна дневного полусна
уже взошла на плечи полуречи

не скоро отраженья прогорят
саму себя не выпустит граница
но если тени выстроятся в ряд
зеркальное проклятье отворится

А.Беляков

[Liza]

* * *

цветёт на камне циферблат
поёт под камнем ключ
но воздух горек от цитат
и окоём колюч

из тверди высунут на треть
не начинай опять
ведь циферблата не стереть
а камня не поднять

А.Беляков

[Liza]

* * *

На окраине окраин,
В стороне от всех сторон
Мой дружок омелой ранен,
Ипокреной охмурен.

Путь его тяжел и сладок,
Как летейская вода —
Только жизненный осадок
Выпадает иногда.

Кто-то должен цвесть по склонам
Прагматической зимой,
Перед дядькой Аполлоном
Край оправдывая свой.

А.Беляков

[Liza]

* * *

за ближним востоком есть дальний восток
там был в старину император жесток
из жителей жег смоляные огни
чтоб ночь со стены освещали они
а днем подмываемый ленью
был слаб к соловьиному пенью

за ближним востоком есть дальний восток
там новые сутки пускают росток
давно император вмурован в скалу
но в чанах начальники месят смолу
вперяя чиновные очи
в чертог наступающей ночи

за ближним востоком есть дальний восток
там птица садится на шаткий шесток
там ходят у самой рассветной каймы
примерно такие же люди как мы
по каменным стенам и башням
огнем полыхая всегдашним

А.Цветков

[stas666]

Песок по берегу залива,
Да сосен исхудалый кров,
Да море Балтики лениво
Полощется, как рыбья кровь.

Да сверху каменное солнце
Стоит открывшимся пластом
И белотканного эстонца
Украсит, как наливкой стол.

И дождь приходит между прочим,
Уходит как пришел - зачем?
И день висит до полуночи
Глухой, белесый и ничей.

Дмитрий Пригов. Сегодня исполнилось 5 лет со дня его смерти.

[Liza]

* * *

приходит на почту и говорит: письмо,
я, говорит, письмо, положите меня в конверт,
поставьте штемпель сиречь клеймо,
запечатайте сургучом, отправьте на этот свет,
пусть она прочитает от кончиков и до сих
безнадежных пор, что такое воздух, вот здесь, что такое твердь,
и докуда жизнь, и откуда весь мир изник,
его кладут в конверт и отправляют летать, лететь...

С.Шестаков

[Liza]

Слово


Клоны книг, подмикроскопные тиражи,
Для кого эти расчесы самолюбий?
Слово задыхается и дрожит,
И бежит суетных мест, где люди
Купаются в атмосфере культур-мультур,
Затвердив единый пароль: «мураками»,
Где поэты читают к восторгу дур,
Кося под Бродского, маша руками.
Слово — птица дикая, как сама жизнь,
Рвется в кущи, не хочет в сети.
Пытаясь его вывести и разложить,
Сошел с ума не один генетик.
Я насыплю на подоконник буковок и запятых,
Пусть ест, не боясь ни разу.
Смотрю — перехватывает дух, будто дали под дых:
Какое слово! приятное глазу,
Дразнящее слух.
Где его потайные гнездовья?
Тянусь к нему, как девушка к веслу,
Но понимаю, что оно пишется только кровью.

Я.Бруштейн

[Liza]

Сказка о полярной Трое

Тонут амфоры в снегу
догорают стены Трои
обнаженные герои
облачаются в пургу

море вместо лебедей
на волнах качает льдины
на безбрежности картины
ни богов и ни людей

нарисованный народ
собранный гончарным кругом
хороводит друг за другом
наблюдая вражий флот

цепь развалин словно лес
лес поваленный и сгнивший
жалко руки опустивший
в ожидании чудес

конь дощатый на мели
с воем ветра в черном брюхе…
песни стихли смолкли слухи
разговорчивой земли

стародавнее кино
крутят на ночном погосте
только зрители и гости
разошлись уже давно

вспоминаешь вновь и вновь
где и с кем все это было
как любовь тебя забыла…
как в земле застыла кровь.

В.Месяц

[Liza]

кораблик

вода стекловидна и вечер пригож
кораблик кораблик куда ты плывешь

на стыке стихий полыхает заря
кораблик безмолвен и мчит почем зря

тогда во второй поупорствуем раз
куда ты кораблик несешься от нас

ответа не слышно и третий тогда
отчаянный оклик кораблик куда

и молвит кораблик вы мелете вздор
я очень простой деревянный прибор

не надобно право большого ума
чтоб выяснить быстро где нос и корма

всегда направленье по курсу где нос
и это ответ на ваш глупый вопрос

ответил и мы бестолково стоим
мозгами крутя над вопросом своим

что если секрета действительно нет
и это единственный верный ответ

А.Цветков

[Liza]

фигура умолчания

вначале нас лучом несло к тельцу
как журавлей на зимний юг лечебный
ажурную протонную пыльцу
с искрой на срезах квантовых сечений

всё сходится здесь пусто и черно
но не толкуй метафору превратно
есть многое на свете для чего
не сыщешь слов на вашем эсперанто

ты говоришь внизу мы были сном
но что такое сон что значит были
колонны душ пошедшие на слом
мертвы вернее чем автомобили

как жаль что раньше речь текла терпя
и тишину изнемогала людям
теперь земля где я любил тебя
оставлена но тосковать не будем

нет лучше луч в ничто до чьих глубин
тьмы ходиков не достучится дятел
я угадал я так тебя любил
что весь язык на умолчанье тратил

в толпе автомобилей и планет
где плакали в плену и жили в коже
лиха беда что воскресенья нет
важнее что исчезновенья тоже

пора искрить в бесшумной пустоте
раз прежний мир притворной жизнью занят
и спят в разлуке временные те
кем были мы и кто о нас не знает

А.Цветков