Стиш. Вроде юморной

[Liza]

Осень

Веют осенние ветры
В мрачной дубраве;
С шумом на землю валятся
Желтые листья.
Поле и сад опустели;
Сетуют холмы;
Пение в рощах умолкло –
Скрылися птички.
Поздние гуси станицей
К югу стремятся,
Плавным полетом несяся
В горних пределах.
Вьются седые туманы
В тихой долине;
С дымом в деревне мешаясь,
К небу восходят.
Странник, стоящий на холме,
Взором унылым
Смотрит не бледную осень,
Томно вздыхая.
Странник печальный, утешься!
Вянет природа
Только на малое время;
Все оживится,
Все обновится весною;
С гордой улыбкой
Снова природа восстанет
В брачной одежде.
Смертный, ах! вянет навеки!
Старец весною
Чувствует хладную зиму
Ветхия жизни.

Н.Карамзин

[Liza]

Странность любви, или бессонница

Кто для сердца всех страшнее?
Кто на свете всех милее?
Знаю: милая моя!
«Кто же милая твоя?»
Я стыжусь; мне, право, больно
Странность чувств моих открыть
И предметом шуток быть.
Сердце в выборе не вольно!..
Что сказать? Она… она…
Ах! нимало не важна
И талантов за собою
Не имеет никаких;
Не блистает остротою,
И движеньем глаз своих
Не умеет изъясняться;
Не умеет восхищаться
Аполлоновым огнем;
Филосо´фов не читает
И в невежестве своем
Всю ученость презирает.
Знайте также, что она
Не Венера красотою –
Так худа, бледна собою,
Так эфирна и томна,
Что без жалости не можно
Бросить взора на нее.
Странно!.. я люблю ее!

Н.Карамзин

[Liza]

* * *

вот красное время в аорте бежит
джон леннон убитый в могиле лежит
на пражском орлое вертящийся жид
все той же мамоне привержен

измерена лет пролетевших длина
где юность медведем на льдине видна
а в юности рубль на покупку вина
и леннон поющий imagine

все это не то чтобы музыка сфер
отдельной беды кругосветный пример
но нынче к тебе обращаются сэр
бутылку пакуя у кассы

по-прежнему жидкости алчут тела
чья жизнь до черты горизонта бела
выходит что это она и была
пусть в лучшие выбилась классы

нам дела все меньше какая она
печальней что в каждые руки одна
на мир поредевший взгляни из окна
там пьют постепенно другие

и хочется к ним со стаканом но ведь
на оба ослепшему не окриветь
ты сам себе сущий на льдине медведь
и леннон поющий в могиле

А.Цветков

[Liza]

друзья

на обратном пути изогнемся два над плетнем
то ли песню выплеснет всю то ли харч метнем

это жили мы уж не вспомню кто и когда
только жуть в той местности крепкие холода

и один из них кто-то был я а другой мой друг
ну и хватишь лишку а кто не хватал вокруг

я наверное тот у кого гармонь на ремне
ну а друг который с другой стороны на мне

то висит как сельдь то с разбега жабрами в снег
и наверное звали нас именами как всех

только как теперь отыскать свои имена
за плетнем на этих камнях его и меня

и покуда один сквозь пургу совершает шаг
у другого сбоку изморозь на ушах

там еще в хибаре у клуба жила одна
вроде слабость питала к кому-то из двух она

кто-то был из обоих нас ей мил и хорош
но наутро не вспомнишь а к вечеру хрен поймешь

пожила разок а потом как и мы умерла
лейся песня или там что еще из горла

А.Цветков

[Liza]

* * *

знаешь давай убежим в макао в рио
эта нужда и служба такая проза
будем я бык а ты белоснежка ио
или наоборот я вред ты польза
или вообще не будем никто на свете
из пустоты не выпятить сочетаний

телу навязло висеть бельём на скелете
фикция слова не больше чем прочерк тайный

ты например пространство я время что ли
всё что останется если сомкнутся шторы

знаешь давай никогда друг друга не встретим
от исполненья желаний в мускулах вялость
кто остаётся может и жил за этим
чтобы гадать по кому всегда тосковалось
в рио в макао выбраться порознь разве
в жизни животных уйма живых картинок
дачный участок можно вскопать на клязьме
с силами зла за судьбу вступить в поединок
раз ты заглазно веришь в меня хромого
мне всё равно что ты может быть корова

поздно сгустившимся норовить не рождаться
раз не спросили кто в ноздри вдевали кольца
тысячам вовсе участи не дождаться
от громовержца с огнивом молотобойца
если меня на земле никогда не станет
новый возникнет в сызрани или ницце
или кто книгу значений за нас листает
с воплем ослепнет на самой пустой странице
точен двоичный код орёл или решка
да или нет никогда не грусти белоснежка

А.Цветков

[Liza]

В КЛИНИКЕ

Мне доктор что-то бормотал про почку
и прятал взгляд. Мне было жаль врача.
Я думал: жизнь прорвала оболочку
и потекла, легка и горяча.

Диплом на стенке. Врач. Его неловкость.
Косой рецепт строчащая рука.
A я дивился: о, какая легкость,
как оказалась эта весть легка!

Где демоны, что век за мной гонялись?
Я новым, легким воздухом дышу.
Сейчас пойду, и кровь сдам на анализ,
и эти строчки кровью подпишу.

Л.Лосев

[Liza]

НЕТ

Вы русский? Нет, я вирус СПИДа,
как чашка жизнь моя разбита,
я пьянь на выходных ролях,
я просто вырос в тех краях.

Вы Лосев? Нет, скорее Лифшиц,
мудак, влюблявшийся в отличниц,
в очаровательных зануд
с чернильным пятнышком вот тут.

Вы человек? Нет, я осколок,
голландской печки черепок –
запруда, мельница, проселок...
а что там дальше, знает Бог.

Л.Лосев

[Liza]

ГУСИ

Гуси летят по вечернему небу...
Гуси прощайте, прощайте!
Осень пройдет, зиму прозимуем,
к лету опять прилетайте!
Гуси, летите в низовые страны,
к теплому морю летите,
стая за стаей вытянитесь, гуси,
с криком в багровой заре,
да ведь от холода только уйдешь-то
а от тоски никуда.
Небо стемнело, заря побледнела,
в луже звезда отразилась;
ветер стихает, ночь наступает,
гуси всё тянутся с криком.

М.Кузмин

[Liza]

* * *
Похожа-ли моя любовь
на первую или на последнюю,
я не знаю,
я знаю только,
что иначе не может быть.
Разве Венерина звезда
может не восходить,
хотя не видная,
за тучей,
каждый вечер?
Разве хвост Юнониной птицы,
хотя бы сложенный,
не носит на себе
все изумруды и сафиры востока?
Моя любовь — проста и доверчива,
она неизбежна и потому спокойна.
Она не даст
тайных свиданий, лестниц и фонарей,
серенад и беглых разговоров на бале,
она чужда намеков и масок,
почти безмолвна;
она соединяет в себе
нежность брата,
верность друга
и страстность любовника,—
каким же языком ей говорить?
Поэтому она молчит.
Она не романтична,
лишена милых прикрас,
прелестных побрякушек,
она бедна в своем богатстве,
потому что она полна.
Я знаю,
что это — не любовь юноши,
но ребенка — мужа
(может быть, старца).
Это так просто,
так мало,
(может быть скучно?)
но это — весь я.
Разве можно хвалить человека
за то, что он дышит,
движется, смотрит?
От другой любви мне осталась
черная ревность,
но она бессильна,
когда я знаю,
что ничто,
ни она,
ни даже Вы сами,
не может нас разделить.
Это так просто,
как пить, когда жаждешь,
не правда-ли?

М.Кузмин

[Liza]

***
Блажен, кто соблюдал диету,
Кто не бросался словом «честь»,
Кто понимал, что Бога нету,
Но вел себя, как будто есть!

Д.Быков

[Liza]

* * *
Бывают мгновенья,
когда не требуешь последних ласк,
а радостно сидеть,
обнявшись крепко,
крепко прижавшись друг к другу.
И тогда все равно,
что будет,
что исполнится,
что не удастся.
Сердце
(не дрянное, прямое, родное мужское сердце)
близко бьется,
так успокоительно,
так надежно,
как тиканье часов в темноте,
и говорит:
"все хорошо,
все спокойно,
все стоит на своем месте".
Твои руки и грудь
нежны, оттого что молоды,
но сильны и надежны;
твои глаза
доверчивы, правдивы,
не обманчивы,
и я знаю,
что мои и твои поцелуи —
одинаковы,
неприторны,
достойны друг друга,
зачем же тогда целовать?
Сидеть, как потерпевшим кораблекрушение,
как сиротам,
как верным друзьям,
единственным,
у которых нет никого, кроме них
в целом мире;
сидеть,
обнявшись крепко,
крепко прижавшись друг к другу!..
сердце
близко бьется
успокоительно,
как часы в темноте,
а голос
густой и нежный,
как голос старшего брата,
шепчет:
"успокойтесь:
все хорошо,
спокойно,
надежно,
когда вы вместе".

М.Кузмин

[Liza]

НЕ СОШЛИСЬ ХАРАКТЕРАМИ
шутка
(Елене Лерак Маркеловой)


Я говорил: «Люблю! давай ещё немножко,
Хотя бы поцелуй, хотя бы обними!»
Она же мне в ответ лущила свой горошек,
Шепча издалека: «Жё-тем-лав-мон-ами!».

Я говорил: «Хочу!» и всякое такое,
«Иди уже давай – нам будет хорошо!» -
Она же мне в ответ испачканной рукою
Терзала круассан, гнобила артишок,

Вскрывала лягушат безжалостно и точно,
А я дрожал душой, забывши про лямур…
Всё! Решено! Сбегу! Сегодня тёмной ночью.
к Заремке с Гюльчатай, жа-дор-твою-ту-жур!!!


А ЭТО СТИХ-Е ЛЕНЫ:

***
Пардон, мон шер ами. О чем вы говорите?
Какой пердимонокль на чувствов бланманже!
Меня Вы ни за что в адьЮльтере вините.
А сами с Гюльчатай лямурите уже.
Я Вам пекла фондю. Варила круассаны.
Батила де воляй и делала крюшон.
А Вы сменяли всё на шашлыки с лагманом.
Такая селяви, поверьте - моветон.
Я, не жалея рук, лущила Вам горошек.
Тушила делисьез с подливой а ля мод.
От плова с шаурмой протянете Вы ножки.
И с ейной хашламы Вас точно пронесёт.
Мне в душу наплевав, жуёте чебуреки.
У Вас же, мон ами, больной панкреатит.
Раз гоните - уйду. Адью, увы, навеки...
Звоните завтра в семь. Я Вас жадор, ма пти.

Два Паскаля
http://www.stihi.ru/2010/11/27/2332

[Liza]

Ода греческой вазе

О, чистая невеста немоты,
Дочь времени и молчаливой нимфы,
Лесной историк, излагаешь ты
Диковинный рассказ вернее рифмы.
Что в лиственной легенде этих форм –
Божеств и смертных отраженья, где вы?
В Аркадии иль средь темпийских рощ,
Кто эти боги, люди, эти девы?
Погони клич, внезапной схватки шторм?
Что за свирель, чьего экстаза мощь?

Мелодий сладок звук, но звук немой
Нам слаще, потому играйте, флейты
Не чувственному уху, но самой
Духовной сущности, без звука в ней ты.
О, юноша в лесу, ты не прервешь
Мелодию, не обнажатся ветки.
Любовник дерзкий, поцелуй твой пуст,
Но ты у цели, губ желанных дрожь –
Она здесь навсегда у самых уст,
В кого влюблен, она твоя навеки.

Счастливые побеги! С вас листва
Не облетит, весна вас не оставит,
И музыкант, чья музыка жива
Всегда, и эту зелень вечно славит.
И счастлива без времени любовь,
Что горяча и тленью неподвластна,
Вся дышит юностью, всегда чиста.
Здесь страстью смертной согревает кровь,
Чья сердцу речь печальна и прекрасна –
Горящий лоб и лихорадка рта.

Кто к алтарю подводит жертву там
Зеленому, - незримый жрец, куда он
Ведет телицу робкую, к бокам
Ее атласным льнут цветы, как саван?
Что за село лежит там у воды,
Иль мирный форт, на склоне поджидая,
Но жителей, ушедших к жертве, нет?
Вовек пребудут улицы пусты
И молчаливы – ни душа живая
Не возвратится приоткрыть секрет.

Аттическая форма! Эта рать
Античных тел, что в мраморе зависли,
Лесные сучья, травяная гладь -
Все нас уводит за пределы мысли
И к вечности. О пастораль без звука!
Когда наш век исчезнет без следа,
Пребудешь ты иному, как наука,
Не нашему, и объяснишь ему:
«Вся правда – красота, а красота
Есть правда – больше знать вам ни к чему».

Джон Китс

[Liza]

СОНЕТ К ФОРМЕ

Есть тонкие властительные связи
Меж контуром и запахом цветка
Так бриллиант невидим нам, пока
Под гранями не оживет в алмазе.

Так образы изменчивых фантазий,
Бегущие, как в небе облака,
Окаменев, живут потом века
В отточенной и завершенной фразе.

И я хочу, чтоб все мои мечты,
Дошедшие до слова и до света,
Нашли себе желанные черты.

Пускай мой друг, разрезав том поэта,
Упьется в нем и стройностью сонета,
И буквами спокойной красоты!

В.Брюсов

[Liza]

***
Так ощутима эта нежность,
вещественных полна примет.
И нежность обретает внешность
и воплощается в предмет.

Старинной вазою зеленой
вдруг станет на краю стола,
и ты склонишься удивленный
над чистым омутом стекла.

Встревожится квартира ваша,
и будут все поражены.
- Откуда появилась ваза?-
ты строго спросишь у жены.-

И антиквар какую плату
спросил?-
О, не кори жену -
то просто я смеюсь и плачу
и в отдалении живу.

И слезы мои так стеклянны,
так их паденья тяжелы,
они звенят, как бы стаканы,
разбитые средь тишины.

За то, что мне тебя не видно,
а видно - так на полчаса,
я безобидно и невинно
свершаю эти чудеса.

Вдруг облаком тебя покроет,
как в горних высях повелось.
Ты закричишь: - Мне нет покою!
Откуда облако взялось?

Но суеверно, как крестьянин,
не бойся, "чур" не говори -
то нежности моей кристаллы
осели на плечи твои.

Я так немудрено и нежно
наколдовала в стороне,
и вот образовалось нечто,
напоминая обо мне.

Но по привычке добрых бестий,
опять играя в эту власть,
я сохраню тебя от бедствий
и тем себя утешу всласть.

Прощай! И занимайся делом!
Забудется игра моя.
Но сказки твоим малым детям
останутся после меня.

Б.Ахмадулина

[Liza]

* * *
Завидна мне извечная привычка
быть женщиной и мужнею женою,
но уж таков присмотр небес за мною,
что ничего из этого не вышло.

Храни меня, прищур неумолимый,
в сохранности от всех благополучий,
но обойди твоей опекой жгучей
двух девочек, замаранных малиной.

Еще смеются, рыщут в листьях ягод
и вдруг, как я, глядят с такой же грустью.
Как все, хотела — и поила грудью,
хотела — медом, а вспоила — ядом.

Непоправима и невероятна
в их лицах мета нашего единства.
Уж коль ворона белой уродится,
не дай ей бог, чтоб были воронята.

Белеть — нелепо, а чернеть — не ново,
чернеть — недолго, а белеть — безбрежно.
Все более я пред людьми безгрешна,
все более я пред детьми виновна.

Б.Ахмадулина

[Liza]

* * *
Какое блаженство, что блещут снега,
что холод окреп, а с утра моросило,
что дико и нежно сверкает фольга
на каждом углу и в окне магазина.

Пока серпантин, мишура, канитель
восходят над скукою прочих имуществ,
томительность предновогодних недель
терпеть и сносить - что за дивная участь!

Какая удача, что тени легли
вкруг елок и елей, цветущих повсюду,
и вечнозеленая новость любви
душе внушена и прибавлена к чуду.

Откуда нагрянули нежность и ель,
где прежде таились и как сговорились!
Как дети, что ждут у заветных дверей,
я ждать позабыла, а двери открылись.

Какое блаженство, что надо решать,
где краше затеплится шарик стеклянный,
и только любить, только ель наряжать
и созерцать этот мир несказанный...

Б.Ахмадулина

[Liza]

***

вся смертная любовь как плач как крик
по самому себе потерянному раньше
когда - живым - из ничего возник
без ненависти без пустоты без фальши

и ночь прошла и чай уже остыл
и холод дня мурашками по коже
не бойся - все кого ты не любил (любил)
тебя не любят (любят) тоже

отмеренное выпить из горла
с чужим лицом но прежнему подобным
не надо врать - любовь не умерла
она как карамель в ладошке детской потной

ведь свойство рук - помимо линий вен -
беречь тепло и узнавать наощупь
что ты ещё не превратился в тлен
(хотя и мог вполне прошедшей ночью)

А.Цветкова

[Liza]

Прощанье, запрещающее грусть

Как праведники в смертный час
Стараются шепнуть душе:
"Ступай!" - и не спускают глаз
Друзья с них, говоря "уже"

Иль "нет еще" - так в скорбный миг
И мы не обнажим страстей,
Чтоб встречи не принизил лик
Свидетеля Разлуки сей.

Землетрясенье взор страшит,
Ввергает в темноту умы.
Когда ж небесный свод дрожит,
Беспечны и спокойны мы.

Так и любовь земных сердец:
Ей не принять, не побороть
Отсутствия. Оно - конец
Всего, к чему взывает плоть.

Но мы -- мы, любящие столь
Утонченно, что наших чувств
Не в силах потревожить боль
И скорбь разъединенных уст,-

Простимся. Ибо мы - одно.
Двух наших душ не расчленить,
Как слиток драгоценный. Но
Отъезд мой их растянет в нить.

Как циркуля игла, дрожа,
Те будет озирать края,
Не двигаясь, твоя душа,
где движется душа моя.

И станешь ты вперяться в ночь
Здесь, в центре, начиная вдруг
Крениться, выпрямляться вновь,
Чем больше или меньше круг.

Но если ты всегда тверда
Там, в центре, то должна вернуть
Меня с моих кругов туда,
Откуда я пустился в путь.

Джон Донн

[Liza]

СЕДЬМОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ


Сияньем луны
все ночью озарено.
Сверчок на стене
ткать теплое платье зовет.

Ручка Ковша
повернулась к началу зимы.
Множество звезд
так отчетливо-ясно видны!

От белой росы
намокла трава на лугах:
Времени года
смениться пришла пора.

Осенних цикад
в деревьях разносится крик.
Черная ласточка
умчалась от нас куда?

Те, что когда-то
росли и учились со мной,
В выси взлетели
и крыльями машут там.

Они и не вспомнят
о дружбе руки в руке,
Кинув меня,
как оставленный след шагов.

На юге Корзина,
на севере Ковш - для небес.
Небесной Корове
ярма не наденешь вовек.

И друг, если нет
нерушимости камня в нем, -
Пустое названье:
что он доброго принесет!

Старинное китайское

[Liza]

СВИТОК С ИЗОБРАЖЕНИЕМ ПЕЙЗАЖА


Чуть приметно деревья колышутся в дымке седой.
Светит луна над неровной горной грядой.
У дальнего берега обратная лодка видна.
Слева и справа утесы стоят над водой.
Является мысль от мирских соблазнов уйти,
С дровосеками и рыбаками дружбу отныне вести.
Обширное озеро, синие горы вдали.
В эту страну, увы, не знаю пути.

Цзе Сисы

[Liza]

* * *

Снег затеял порошить.
Непогода бесится.
Чтобы зиму пережить,
нужно меньше месяца.

Чтоб с пришествием весны —
своенравной, северной —
не было у белизны
шансов на спасение.

Станет всё серым-серо,
как в рассветных сумерках.
Разразится хор сорок
на окрестных мусорках.

Вдоль обочин забурлит
ледяная кашица.
Снова сердце заболит.
Выживаем, кажется.

В.Куллэ

[Liza]

ДЕСЯТОЕ СТИХОТВОРЕНИЕ


Далеко, далеко
в выси неба звезда Пастух,
И светла, и светла
ночью Дева, где Млечный Путь.

И легки, и легки
взмахи белых прелестных рук.
И снует, и снует
там на ткацком станке челнок.

День пройдет, а она
не успеет соткать ничего,
И от плача ее
слезы падают, точно дождь.

Млечный Путь - Хань-река
с неглубокой прозрачной водой
Так ли непроходим
меж Ткачихою и Пастухом?

Но ровна и ровна
полоса этой чистой воды...
Друг на друга глядят,
и ни слова не слышно от них!

Древнее китайское

[Liza]

Сонет 14

Я не по звездам мыслю и сужу;
Хотя я астрономию и знаю,
Ни счастья, ни беды не предскажу,
Ни засухи, ни язв, ни урожая.
--
И не могу вести я счет дождям,
Громам, ветрам, сулить счастливый жребий,
Предсказывать удачу королям,
Вычитывая предвещанья в небе.
--
Все знания мои в твоих глазах,
Из этих звезд я черпаю сужденье,
Что живы Правда с Красотой в веках,
Коль ты им дашь в потомстве продолженье.
--
Иначе будет час последний твой
Последним часом Правды с Красотой.

У.Шекспир

[Liza]

* * *
Бессонница. Гомер. Тугие паруса.
Я список кораблей прочел до середины:
Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный,
Что над Элладою когда-то поднялся.

Как журавлиный клин в чужие рубежи,-
На головах царей божественная пена,-
Куда плывете вы? Когда бы не Елена,
Что Троя вам одна, ахейские мужи?

И море, и Гомер - всё движется любовью.
Кого же слушать мне? И вот Гомер молчит,
И море черное, витийствуя, шумит
И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

О.Мандельштам

[Liza]

"Я И СТАРАЯ ДАМА"
(Норвич, 1987 - 1997)

Жертва козней собеса, маразма, невроза,
в сальном ватнике цвета "пыльная роза",
с рюкзаком за спиной, полным грязного хлама,
в знойный полдень проходит под окном моим дама.
Так задумчиво, что и жара ей не в тягость.

Десять лет (т.е. лет - с июня по август)
после утренних лекций под окном ровно в полдень
наблюдал я цветочек этот Господень.
Будь я Зощенкой, Шварцем или Олешей,
я б сумел прочитать в этой всаднице пешей,
в этом ангеле, бледном от серого пота,
сладкозвучный оракул: "Нищета есть свобода".

Только где те писатели? где тот оракул?
где то чтение знаков? где тот кот, что наплакал
веры? Нету. Писатели тихо скончались.
Вместе с ними религия, психоанализ,
символизм и вермонтская летняя школа.
Лишь осталась картина, на манер протокола -
занесенная в память: "Я и старая дама".

Обрамляет картину белая рама
от упавшего в прошлое чужого окна.

И другая картина пока не видна.

Л.Лосев

[Liza]

25 декабря 1997 года

В сенях помойная застыла лужица. В слюду стучится снегопад.
Корова телится, ребенок серится, портянки сушатся, щи кипят.

Вот этой жизнью, вот этим способом существования белковых тел
живем и радуемся, что Господом ниспослан нам живой удел.

Над миром черное торчит поветрие, гуляет белая галиматья.
В снежинках чудная симметрия небытия и бытия.

Л.Лосев

[Liza]

***

День ото дня всё глуше крики чаек.
Сырой туман все звуки поглощает.

Всё тише поступь времени.
Неслышно
Приходят и уходят вещи, люди.

У них нет тени.
Только осязанью
Я доверяю.

— Стало быть, не призрак, —
я говорю себе, —
погладив кошку.

Потрогав ветку.

И твою улыбку...

— Вот наш автобус с ясными глазами,
что перевозит души сквозь туман.

В.Гоммерштадт

[Liza]

***

Серебряное мое молчание
Нечаянное...

Молчу.

Вздохну ли —
В плену отчаяния
Беззвучное
Лепечу.

И чутко, и чисто —
Хрустальное,
Неведомое —
Звенит...

Задумчивое,
Печальное,
Нежнее листвы молитв.

Причудой небесного зодчества
Окажешься —
Пусть на миг —

Соборности одиночества
Единственный
Ученик.

В.Гоммерштадт

[Liza]

Итальянский ноктюрн

Ничего не меняется. Мимо плывут корабли.
Мимо носятся волны. Бессмертие пляшет в ответ
На абстракцию прожитой жизни. А где-то вдали
Регулярно о чем-то горит антрацитовый свет.

Перспективы подводной Италии радуют глаз.
Это может быть даже Венеция. Значит, вот-вот
Остановятся воды. Они почему-то сейчас
Не совсем соответствуют статусу медленных вод.

Здесь на всех языках как-то странно звучит тишина,
Как-то очень по-разному. Дело, конечно, не в ней…
Здесь причалам и пристаням рыбы дают имена
Микеланджело и Брунеллески. Здесь формы теней

Соответствуют их содержанию только на треть.
Потому что бессмертие искренне пляшет в ответ
На абстракцию смерти. Поэтому больно смотреть,
Как о чем-то все реже горит антрацитовый свет.

В белом шуме прибоя молчание черного дна
Затерялось, забылось. И ветер давно замолчал…
И у самой заброшенной пристани вспомнит волна,
Что пора возвращаться на самый забытый причал.

Это вряд ли Венеция. Это считается дном.
Ни динамики жизни, ни статики смерти. И вот —
Остановятся быстрые воды на чем-то одном,
Формируя модель поведения медленных вод.

Ничего не меняется здесь. И горчит тишина
На любом языке одинаково в быстрой воде,
Где причалы и пристани рыбам дают имена
Микеланджело и Брунеллески. Обычное де…

А.Вавилов

[Liza]

Вечером

Звенела музыка в саду
Таким невыразимым горем.
Свежо и остро пахли морем
На блюде устрицы во льду.

Он мне сказал: "Я верный друг!"
И моего коснулся платья...
Как не похожи на объятья
Прикосновенья этих рук.

Так гладят кошек или птиц,
Так на наездниц смотрят стройных...
Лишь смех в глазах его спокойных
Под легким золотом ресниц.

А скорбных скрипок голоса
Поют за стелющимся дымом:
"Благослови же небеса -
Ты первый раз одна с любимым".

А.Ахматова

[Liza]

Гость

Все как раньше: в окна столовой
Бьется мелкий метельный снег,
И сама я не стала новой,
А ко мне приходил человек.

Я спросила: "Чего ты хочешь?"
Он сказал: "Быть с тобой в аду".
Я смеялась: "Ах, напророчишь
Нам обоим, пожалуй, беду".

Но, поднявши руку сухую,
Он слегка потрогал цветы:
"Расскажи, как тебя целуют,
Расскажи, как целуешь ты".

И глаза, глядевшие тускло,
Не сводил с моего кольца.
Ни один не двинулся мускул
Просветленно-злого лица.

О, я знаю: его отрада -
Напряженно и страстно знать,
Что ему ничего не надо,
Что мне не в чем ему отказать.

А.Ахматова

[Liza]

CXXXVI. ПЛАВАНЬЕ.


Максиму Дю Кану

I

Для отрока, в ночи глядящего эстампы,
За каждым валом - даль, за каждой далью - вал.
Как этот мир велик в лучах рабочей лампы!
Ах, в памяти очах - как бесконечно мал!

В один ненастный день, в тоске нечеловечьей,
Не вынеся тягот, под скрежет якорей,
Мы всходим на корабль, и происходит встреча
Безмерности мечты с предельностью морей.

Что нас толкает в путь? Тех - ненависть к отчизне,
Тех - скука очага, еще иных - в тени
Цирцеиных ресниц оставивших полжизни -
Надежда отстоять оставшиеся дни.

В Цирцеиных садах, дабы не стать скотами,
Плывут, плывут, плывут в оцепененье чувств,
Пока ожоги льдов и солнц отвесных пламя
Не вытравят следов волшебницыных уст.

Но истые пловцы - те, что плывут без цели:
Плывущие, чтоб плыть! Глотатели широт,
Что каждую зарю справляют новоселье
И даже в смертный час еще твердят: - Вперед!

На облако взгляни: вот облик их желаний!
Как отроку - любовь, как рекруту - картечь,
Так край желанен им, которому названья
Доселе не нашла еще людская речь.

[Liza]

II

О ужас! Мы шарам катящимся подобны,
Крутящимся волчкам! И в снах ночной поры
Нас Лихорадка бьет, как тот Архангел злобный,
Невидимым бичом стегающий миры.

О, странная игра с подвижною мишенью!
Не будучи нигде, цель может быть - везде!
Игра, где человек охотится за тенью,
За призраком ладьи на призрачной воде...

Душа наша - корабль, идущий в Эльдорадо.
В блаженную страну ведет - какой пролив?
Вдруг среди гор и бездн и гидр морского ада -
Крик вахтенного: - Рай! Любовь! Блаженство! Риф.

Малейший островок, завиденный дозорным,
Нам чудится землей с плодами янтаря,
Лазоревой водой и с изумрудным дерном. -
Базальтовый утес являет нам заря.

О, жалкий сумасброд, всегда кричащий: берег!
Скормить его зыбям иль в цепи заковать, -
Безвинного лгуна, выдумщика Америк,
От вымысла чьего еще серее гладь.

Так старый пешеход, ночующий в канаве,
Вперяется в мечту всей силою зрачка.
Достаточно ему, чтоб Рай увидеть въяве,
Мигающей свечи на вышке чердака.

[Liza]

III

Чудесные пловцы! Что за повествованья
Встают из ваших глаз - бездоннее морей!
Явите нам, раскрыв ларцы воспоминаний,
Сокровища, каких не видывал Нерей.

Умчите нас вперед - без паруса и пара!
Явите нам (на льне натянутых холстин
Так некогда рука очам являла чару) -
Видения свои, обрамленные в синь.

Что видели вы, что?

[Liza]

IV

"Созвездия. И зыби,
И желтые пески, нас жгущие поднесь.
Но, несмотря на бурь удары, рифов глыбы, -
Ах, нечего скрывать! - скучали мы, как здесь.

Лиловые моря в венце вечерней славы,
Морские города в тиаре из лучей
Рождали в нас тоску, надежнее отравы,
Как воин опочить на поле славы - сей.

Стройнейшие мосты, славнейшие строенья, -
Увы! хотя бы раз сравнялись с градом - тем,
Что из небесных туч возводит Случай - Гений.. -
И тупились глаза, узревшие Эдем.

От сладостей земных - Мечта еще жесточе!
Мечта, извечный дуб, питаемый землей!
Чем выше ты растешь, тем ты страстнее хочешь
Достигнуть до небес с их солнцем и луной.

Докуда дорастешь, о, древо кипариса
Живучее? ...Для вас мы привезли с морей
Вот этот фас дворца, вот этот профиль мыса, -
Всем вам, которым вещь чем дальше - тем милей!

Приветствовали мы кумиров с хоботами,
С порфировых столпов взирающих на мир,
Резьбы такой - дворцы, такого взлета - камень,
Что от одной мечты - банкротом бы - банкир...

Надежнее вина пьянящие наряды
Жен, выкрашенных в хну - до ноготка ноги,
И бронзовых мужей в зеленых кольцах гада..."

[Liza]

V

И что, и что - еще?

[Liza]

VI

"О, детские мозги!
Но чтобы не забыть итога наших странствий:
От пальмовой лозы до ледяного мха -
Везде - везде - везде - на всем земном пространстве

Мы видели все ту ж комедию греха:
Ее, рабу одра, с ребячливостью самки
Встающую пятой на мыслящие лбы,
Его, раба рабы: что в хижине, что в замке
Наследственном: всегда - везде - раба рабы!

Мучителя в цветах и мученика в ранах,
Обжорство на крови и пляску на костях,
Безропотностью толп разнузданных тиранов, -
Владык, несущих страх, рабов, метущих прах.
С десяток или два - единственных религий,
Всех сплошь ведущих в рай - и сплошь вводящих в грех!

Подвижничество, так носящее вериги,
Как сибаритство - шелк и сладострастье - мех.
Болтливый род людской, двухдневными делами
Кичащийся. Борец, осиленный в борьбе,
Бросающий Творцу сквозь преисподни пламя: -
Мой равный! Мой Господь! Проклятие тебе! -

И несколько умов, любовников Безумья,
Решивших сократить докучной жизни день
И в опия моря нырнувших без раздумья, -
Вот Матери-Земли извечный бюллетень!"

[Liza]

VII

Бесплодна и горька наука дальних странствий.
Сегодня, как вчера, до гробовой доски -
Все наше же лицо встречает нас в пространстве:
Оазис ужаса в песчаности тоски.

Бежать? Пребыть? Беги! Приковывает бремя -
Сиди. Один, как крот, сидит, другой бежит,
Чтоб только обмануть лихого старца - Время,
Есть племя бегунов. Оно как Вечный Жид.

И, как апостолы, по всем морям и сушам
Проносится. Убить зовущееся днем -
Ни парус им не скор, ни пар. Иные души
И в четырех стенах справляются с врагом.

В тот миг, когда злодей настигнет нас - вся вера
Вернется нам, и вновь воскликнем мы: - Вперед!
Как на заре веков мы отплывали в Перу,
Авророю лица приветствуя восход.

Чернильною водой - морями глаже лака -
Мы весело пойдем между подземных скал.
О, эти голоса, так вкрадчиво из мрака
Взывающие: "К нам! - О, каждый, кто взалкал

Лотосова плода! Сюда! В любую пору
Здесь собирают плод и отжимают сок.
Сюда, где круглый год - день лотосова сбора,
Где лотосову сну вовек не минет срок!"

О, вкрадчивая речь! Нездешней речи нектар!..
К нам руки тянет друг - чрез черный водоем.
"Чтоб сердце освежить - плыви к своей Электре!"
Нам некая поет - нас жегшая огнем.

[Liza]

VIII

Смерть! Старый капитан! В дорогу! Ставь ветрило!
Нам скучен этот край! О Смерть, скорее в путь!
Пусть небо и вода - куда черней чернила,
Знай - тысячами солнц сияет наша грудь!

Обманутым пловцам раскрой свои глубины!
Мы жаждем, обозрев под солнцем все, что есть,
На дно твое нырнуть - Ад или Рай - едино! -
В неведомого глубь - чтоб новое обресть!

Ш.Бодлер