Стиш. Вроде юморной

[Liza]

береника

где - за семью морями, семью лесами -
утром очнёшься, синью омыв ресницы,
чьими ты будешь смотреть на него глазами -
горечи, нежности, смерти, зимы, зегзицы,

чьими руками - вестницы, кружевницы -
будешь плести на морозном стекле узоры,
время косится згой на твои косицы,
свет убавляет, переставляет горы,

где он увидит ночью, в каком сезаме,
синие сны-самоцветы, обломки клада,
чьими он будет смотреть на тебя глазами -
смертника, праздника, финиста, снегопада,

чьими руками - лирника, цинцинната -
будет печаль заводить за края денницы,
время свербит в груди, пустельга, цикада,
режет зрачки, прореживает зарницы,

это вербена, вереск, омела, верба,
это на всех языках золотая книга,
это глаза в глаза, это небо в небо,
ленточка, лествичка, ласточка, береника...

С.Шестаков

[Liza]

***

В сенях помойная застыла лужица. В слюду стучится снегопад.
Корова телится, ребенок серится, портянки сушатся, щи кипят.

Вот этой жизнью, вот этим способом существования белковых тел
живем и радуемся, что Господом ниспослан нам живой удел.

Над миром черное торчит поветрие, гуляет белая галиматья.
В снежинках чудная симметрия небытия и бытия.

Л.Лосев

[Liza]

ГУТТАПЕРЧА

Как осточертела ирония, блядь;
ах, снова бы детские книжки читать!
Сжимается сердце, как мячик,
прощай, гуттаперчевый мальчик!
«Каштанка», «Слепой музыкант»,
«Филиппок» —
кто их сочинитель — Толстой или Бог?
Податель Добра или Чехов?
Дадим обезьянке орехов!
Пусть крошечной ручкой она их берёт,
кладёт осторожно в свой крошечный рот.
Вдруг станет заглазье горячим,
не выдержим мы и заплачем.
Пусть нас попрекают
сладчайшей слезой,
но зайчика жалко и волка с лисой.
Промчались враждебные смерчи,
и нету нигде гуттаперчи.

Л.Лосев

[Liza]

ПОСЛЕДНИЙ РОМАНС

Юзу Алешковскому

Не слышно шуму городского,
В заневских башнях тишина!
Ф.Глинка

Над невской башней тишина.
Она опять позолотела.
Вот едет женщина одна.
Она опять подзалетела.

Все отражает лунный лик,
воспетый сонмищем поэтов, —
не только часового штык,
но много колющих предметов.

Блеснет Адмиралтейства шприц,
и местная анестезия
вмиг проморозит до границ
то место, где была Россия.

Окоченение к лицу
не только в чреве недоноску,
но и его недоотцу,
с утра упившемуся в доску.

Подходит недорождество,
мертво от недостатка елок.
В стране пустых небес и полок
уж не родится ничего.

Мелькает мертвый Летний сад.
Вот едет женщина назад.
Ее искусаны уста.
И башня невская пуста.

Л.Лосев

[Liza]

ЕСЛИ ЗАХОЧЕШЬ

На вот, возьми в подарок память мою
Женщину на пороге, свет над её головой
Чёрный колодец старый, треснувшую бадью —
Мы в ней хранили гальку, красный шпат полевой

Комнату в старом доме, страшную по ночам:
Ни фонарей на улице, ни огонька вдали
Травы возьми летние: сабельник, иван-чай
Зиму возьми, ветер, мёртвый речной залив

Знать не могу — не умею — чьё это во мне
Может моё, а может, само по себе живёт
Ветер идёт полем, вечер растёт в окне
Если ты взять захочешь, будет теперь твоё.

А.Григорьев

[Liza]

Былого нет, оно ушло, как дым

Штабс-капитан, вернуться бы домой!
Здесь пустота. Там хамство и разруха…
Эмигрантский романс
Михаил Гофайзен


Штабс-капитан, возврата быть не может,
Былого нет, оно ушло, как дым,
Нам возвращенья только скорби множат,
Безжалостным всевиденьем своим.

Не возвратить нам прошлого картины:
Уныл пейзаж и солнца тусклый свет,
А вместо дома – жалкие руины:
Курган фальшивый, где любимых нет.

В душе оставь все так, как было прежде,
Не разоряй сон памяти своей.
Позволь цвести несбыточной надежде,
До гроба, до конца унылых дней.

Штабс-капитан, возврата быть не может,
Былого нет, оно ушло, как дым,
Нам возвращенья только скорби множат,
Безжалостным всевединьем своим.

Миорица

[stas666]

В старинном театре герои
С актерами запанибрата.
Давно распределили роли,
Что равнодушием чревато.

У Арлекина ломит спину
От бесконечных перелетов,
Рыдает пышная Мальвина
В плечо матросика Речфлота.

Давно замаслены цигарки,
Давно рабочие устали,
Пьеро придумывал подарки
Под всхлип расстроенной рояли.

Хотя, конечно, я и ты,
Пьеро и скучная Мальвина,
Собака редкой красоты
И даже это пианино

Все лишь прелюдия к тому,
Что режиссер объединеньем
Назвал. Развязка, без сомненья,
Известна одному ему.

Он сам придумал этих сцен
Не повторенье, но мерцанье,
Он сам придумал этих тем
Неспешное чередованье.

Но, может быть, и ты поймешь,
Что мы и он - одно и то же,
И ухищрения гримерш
Напрасно зрителей тревожат.

Что все давно завершено,
Нет никого на старой сцене,
И наше кислое вино,
И наши сладкие постели

Уводят от развязки прочь.
Пусть декорации провисли,
Поскольку наступила ночь
И незачем радеть о смысле.

А.Полонский

[stas666]

Жизнь уходит, -

и Х... с ней!...

Не больно-то и жилось…

Прирастание к ней равносильно браку.



Умирается

поначалу довольно легко.

От души отлетают былые нужды.

Старость действует как

обезболивающий укол,

Превращая жизнь в сочетание чуждых

Обстоятельств, событий…

Внутри и вне

Одинаково, я бы сказал,

херово…

Для того, кто не сходится с жизнью в цене,

Пропадает смысл и того, и другого.



Да и что такое вообще «цена»,

Если нет ничего, чтоб ценить и холить?

Жизнь

свободная от желаний,

невероятно длинна,

И тем более,

если она замещается болью.



Машинально функционируя, въяве спим,

Но исправно видим и сквозь дремоту,

Что сутулая очередь хмурых спин

Всё живее движется к тем воротам,

На которых впору сидеть сове

С оловянно – покойным, как вечность, взглядом.

Г.Платонов

[Liza]

рай

Над небом голубым
Есть город золотой
С прозрачными воротами
И с яркою стеной

А в городе том сад
Все травы да цветы
Гуляют там животные
Невиданной красы

Одно как рыжий огнегривый лев
Другое вол преисполненный очей
Третье золотой орел небесный
Чей так светел взор незабываемый

А в небе голубом
Горит одна звезда
Она твоя о Ангел мой
Она всегда твоя

Кто любит тот любим
Кто светел тот и свят
Пускай ведет звезда тебя
Дорогой в дивный сад

Тебя там встретит огнегривый лев
И синий вол преисполненный очей
С ними золотой орел небесный
Чей так светел взор незабываемый

Анри Волхонский

[Liza]

полчаса тишины

Полчаса тишины
До последнего танца
Полчаса тишины
Для последней игры
И по воздуху кружит
Осторожная птица
В невысокое небо
Поднимая крыло
И выходят из моря
Разноцветные кони
По темнеющим водам
У безмолвной земли

Остановятся губы
Золотого флейтиста
И высокую флейту
Не заставят звучать
А на пепельный берег
Вышли пегие кони
Вышли сильные кони
Из темнеющих вод

В серой радуге кружит
Осторожная птица
Неподвижное небо
Задевая крылом

О безмолвный флейтист
Голосистая птица
На крылатых конях
Мчится в каменный сад
Там где медные горы
Где бездонные воды
До границы безмолвья
До последней игры
Так оставь хоть мгновенье
Неподвижного неба
Для последней надежды
Полчаса тишины

Анри Волхонский

[Liza]

ПЕТКУТИН И КАЛИНА

поспеши, я сжимаю в горсти твое теплое имя.
мне как швы поцелуи твои наложи на лицо,
чтобы прежде того, как тела наши станут чужими,
мы насытились днями, как кабели сыты свинцом.

не пиши мне стихов, не дури мне башку этим сором.
лучше подле приляг, прислонись головою, рукой,
потому что уснем, и тогда уже - слышишь? - не скоро
ты коснешься меня в темноте диатезной щекой.

накорми меня вздохом твоим, языком и губами,
напои меня соком твоим - я не пил много лет,
не смотри, что глядят эти души умерших за нами -
им не спится, не естся, неймется - ведь их уже нет.

и останься - ты слышишь? - останься моею тревогой,
и моей человечиной, кровью, останься судьбой.
я в крысиной норе отдохну перед дальней дорогой -
ты проводишь меня и в прихожей закроешь собой,

в полумраке пропахшего ладаном Божьего зала,
где свечей ни на грош, а на западной стенке зверье, -
чтобы руки мои под землей до Суда согревало
покаянною грамотой теплое имя твое.

Петкутин

[Liza]

что мне сказать...

что мне сказать мой Бог я так невнятен
душа – ковер из черно-белых пятен
и пальцы точно веточки дрожат
и каждый жест коряв и неопрятен
и губы только хлебом дорожат

чем накормить детей Твоих и прочих
когда смешон и крив мой дикий почерк
и грустным мыслям тесно на листе
и тени из подполья среди ночи
клешнями трут по пестрой бересте

и не солгать и не залить елеем
все то что мы любить уже умеем
и что немея сердце сторожит
как пес цепной пока не околеем
пока завод пружиночный кружит

и как опять впотьмах нащупать двери
и за порог не зряче а по вере
шагнуть в густой и терпкой тишине
и ощутить как прежде в полной мере
что я прощен что Ты опять во мне

А.Борейко

[Liza]

***
Бессмертие проходит тишиной.
Бессмертие проходит стороной,
весь мой улов – лишь мелкая плотица.
Глотну вина. Прокашляюсь в кулак.
Крошится свет, как дедовский табак,
комок земли в моей руке крошится.

Как хрупко все живущее – хоть плачь!
Вот горестный надломленный калач,
в нем яблоко - дарованная малость.
Вот свечка незажженная.
И вновь
ты говоришь: «Любовь, родной, любовь…».
Я говорю: «Родная, жалость…жалость».

С.Пагын

[Liza]

Пушкинские места

День, вечер, одеванье, раздеванье -
всё на виду.
Где назначались тайные свиданья -
в лесу? в саду?
Под кустиком в виду мышиной норки
à la gitane?
В коляске, натянув на окна шторки?
но как же там?
Как многолюден этот край пустынный!
Укрылся - глядь,
в саду мужик гуляет с хворостиной,
на речке бабы заняты холстиной,
голубка дряхлая с утра торчит в гостиной,
не дремлет, блядь.
О, где найти пределы потаенны
на день? на ночь?
Где шпильки вынуть, скинуть панталоны?
где - юбку прочь?
Где не спугнет размеренного счастья
внезапный стук
и хамская ухмылка соучастья
на рожах слуг?
Деревня, говоришь, уединенье?
Нет, брат, шалишь.
Не от того ли чудное мгновенье
мгновенье лишь?

Л.Лосев

[Liza]

Деньги

Попугай стоит в закуске, по колено в сметане…
Михаил Родионов


Деньги, конечно, не всё, но и всё не деньги.
За всё мне пока что в лавке никто ничего не давал.
Мне очень нравятся деньги, зелёные их оттенки,
портрет отца-основателя, вписанный в строгий овал.

Денег должно быть много, как страничек в общей тетради,
чтобы сказать со вздохом: “Не знаю, куда их деть”.
Чем меньше бугрится спереди, тем больше бугрится сзади,
в левом заднем кармане, неудобно сидеть.

Так рассуждал мой близкий, но не очень, приятель,
друг закадычный, а, в сущности, лютый враг.
К нему обращались по имени Распишитесьздесьполучатель,
он и сам признавался, подписываясь: Желаювсяческихблаг.

А вот и блага: табуретка, кровать, с попугаем клетка.
Старческий зрак попугая мутным презреньем набряк.
Попугай говорящий, но говорящий редко,
только по-русски и только одно: “Дур-p-pак”.

Л.Лосев

[Liza]

* * *
Под стрехою на самом верху
непонятно написано ХУ.
Тот, кто этот девиз написал,
тот дерзнул угрожать небесам.
Сокрушил, словно крепость врагов,
ветхий храм наших дряхлых богов.
У небес для забытых людей
он исхитил, второй Прометей,
не огонь, голубой огонек –
телевизоры в избах зажег.
Он презрел и опасность и боль.
Его печень клюет алкоголь,
принимающий облик орла,
но упрямо он пьет из горла,
к дому лестницу тащит опять,
чтобы надпись свою дописать.
Нашей грамоты крепкий знаток,
он поставит лихой завиток
над союзною буквою И,
завершая усилья свои.
Не берет его русский мороз,
не берет ни склероз, ни цирроз,
ни тоска, ни инфаркт, ни инсульт,
он продолжит фаллический культ,
воплотится в татарском словце
с поросячьим хвостом на конце.

Л.Лосев

[stas666]

Вы русский? Нет, я вирус СПИДа,
как чашка жизнь моя разбита,
я пьянь на выходных ролях,
я просто вырос в тех краях.

Вы Лосев? Нет, скорее Лифшиц,
мудак, влюблявшийся в отличниц,
в очаровательных зануд
с чернильным пятнышком вот тут.

Вы человек? Нет, я осколок,
голландской печки черепок –
запруда, мельница, проселок...
а что там дальше, знает Бог

[Liza]

****
«…ни сверчок утешенья.
Ни камни сухие журчанья воды»
Томас Элиот

Чем жить нам с тобою, подруга-душа,
зимою, где нету для нас ни шиша
в заначке судьбы косоротой?
Здесь нежности флейта вморожена в лед
и жесткое небо над нами плывет
хозяйской дерюгой потертой.

И верность неясная персти земной,
пучку базилика да склянке пустой,
блеснувшей в руинах амбарных,
сверчком утешения нам не споет…
И только поэзии сумрачный мед
горит на губах благодарных.

Сергей Пагын

[Liza]

В окопах жизни

В окопах жизни прелая земля,
над головой для маскировки сетка,
пора бы в бой, но донесла разведка,
что перед нами минные поля.

И, вмерзнув в обустроенный окоп,
мы перестали называться фронтом,
но бруствер над окопным горизонтом
на всякий случай защищает лоб.

Нам не спастись от ран и от смертей -
шальной снаряд, ворвавшийся в окопы,
из стран цивилизованной Европы
уносит нас в прибежище чертей.

Но прежде, чем разверзнется земля,
я через бруствер в минные поля,
в небытие атак уйду, в разведку.
И Бог, услышав хрустнувшую ветку,
вдруг спросит; кто там?
и отвечу: Я

О.Ванецева

[stas666]

"О, времена! О, нравы!" О, поэты!
Мы есть, мы были, будем мы всегда...
В "железный век", компьютера, ракеты -
Всегда найдем, чем не по нраву времена.
Мы слишком холодны, расчётливы, циничны.
Не верим мы в любовь, переселенье душ.
Не верим, что быть может МИР приличным...
Вы знаете - всё это - просто чушь !

N.N.

[Liza]

ПОХОРОНЫ БОБО
1

Бобо мертва, но шапки недолой.
Чем объяснить, что утешаться нечем.
Мы не проколем бабочку иглой
Адмиралтейства — только изувечим.

Квадраты окон, сколько ни смотри
по сторонам. И в качестве ответа
на "Что стряслось" пустую изнутри
открой жестянку: "Видимо, вот это".

Бобо мертва. Кончается среда.
На улицах, где не найдешь ночлега,
белым-бело. Лишь черная вода
ночной реки не принимает снега.

2

Бобо мертва, и в этой строчке грусть.
Квадраты окон, арок полукружья.
Такой мороз, что коль убьют, то пусть
из огнестрельного оружья.

Прощай, Бобо, прекрасная Бобо.
Слеза к лицу разрезанному сыру.
Нам за тобой последовать слабо,
но и стоять на месте не под силу.

Твой образ будет, знаю наперед,
в жару и при морозе-ломоносе
не уменьшаться, но наоборот
в неповторимой перспективе Росси.

3

Бобо мертва. Вот чувство, дележу
доступное, но скользкое, как мыло.
Сегодня мне приснилось, что лежу
в своей кровати. Так оно и было.

Сорви листок, но дату переправь:
нуль открывает перечень утратам.
Сны без Бобо напоминают явь,
и воздух входит в комнату квадратом.

Бобо мертва. И хочется, уста
слегка разжав, произнести "не надо".
Наверно, после смерти — пустота.
И вероятнее, и хуже Ада.

4

Ты всем была. Но, потому что ты
теперь мертва, Бобо моя, ты стала
ничем — точнее, сгустком пустоты.
Что тоже, как подумаешь, немало.

Бобо мертва. На круглые глаза
вид горизонта действует как нож, но
тебя, Бобо, Кики или Заза
им не заменят. Это невозможно.

Идет четверг. Я верю в пустоту.
В ней как в Аду, но более херово.
И новый Дант склоняется к листу
и на пустое место ставит слово.

И.Бродский

[Liza]

POSTSCRIPTUM

Как жаль, что тем, чем стало для меня
твое существование, не стало
мое существование для тебя.
...В который раз на старом пустыре
я запускаю в проволочный космос
свой медный грош, увенчанный гербом,
в отчаянной попытке возвеличить
момент соединения... Увы,
тому, кто не умеет заменить
собой весь мир, обычно остается
крутить щербатый телефонный диск,
как стол на спиритическом сеансе,
покуда призрак не ответит эхом
последним воплям зуммера в ночи.

И.Бродский

[Liza]

Абонент недоступен...

Абонент недоступен и невозмутим.
Поправив косынку на голове и ощупав череп,
словно кровельщик,проверяющий время от времени
на месте ли черепица, ты улыбаешься где-то,
как улыбается только старьёвщица-смерть новой удачной сделке.
Ты знаешь сколько оттенков у слова «никогда»,
хотя и не произносишь его, послушная поговоркам.
Иногда ты думаешь что земля - это бывшая звезда,
светило, в наказание за гордыню
превращенное в маленькую планету, населённую гордецами.
На разжалованной звезде вороны заливаются соловьём,
а соловьи каркают «во всё воронье горло».
Разгадай, не гадая, ответь сходу -
что может "наступить на горло песне"?
Нет-нет. Не фиолетовые лучи безразличия,
не пересмешники, хохочущие над орлами,
не патриотизм, заключающийся в жгучем желании
встать при звуках чужестранного гимна –
встать и ухватиться за ружьё.
Не зло, которое лишь делает свою грязную работу,
чтобы небу было виднее кто есть кто из его тварей.
Нет.
Колорадскими бывают не только жуки, но и крокодилы.
Караси всегда с уверенностью скажут тебе,
что уха – самая невкусная и вредная пища.
Правда и Кровь – словно роженица и младенец.
Но ты ведь любишь или хотя бы любила
и потому знаешь,
что нежность и есть бесстрашие,
и что наступить на горло песне
может только тишина.

Не молчи!

Т.Раджабов

[Liza]

Говори...

Говори о столетиях, словно о прожитом дне
на скалистых отрогах, где небо всегда голубое,
где бездомные ветры разносят молитву гобоя
и противно хихикают скрипки при полной луне.

Говори, чтоб земля под ногами куда-то плыла,
чтобы звёзды - шальные детишки синьора заката
колыбельку луны не сменяли на яркое злато -
в жарких лапах земного огня очень мало тепла.

Говори, словно тысяча юношей разом поёт
о немыслимо страшной, отчаянной девушке-боли,
что в театре подлунном играет заглавные роли -
твёрдый знак, неумело себя выдающий за йот.

Говори, даже если крикливым земным языкам
не обучен, скитаясь по гаваням, докам, причалам,
чтобы время немое, что тысячи вёсен молчало
прошептало: «Люблю... никогда... никому... не отдам...»

Т.Раджабов

[Liza]

СКАЗАНИЕ О РАЗЛУКЕ

А я говорю вам: - Не смейте, не смейте
Играть про разлуку на маленькой флейте,
Играть на валторне, играть на органе,
Разлуку играют на океане,
На звездах, на далях, на осени мрачной,
На туче седой, на любви неудачной,
На самой пустынной и длинной дороге,
А кто-то всю ночь простоит на пороге...

Я говорю вам: - Не надо, не надо
Ни вспышки огня, ни скрипичного лада,
Разлука огромнее звука и света,
Когда докричаться нельзя до ответа,
Когда ты повален тоской черноликой,
Разлуку играют на боли великой,
На бурях, в которых не молкнут раскаты, -
Два сердца разбиты, две жизни разъяты...

И я говорю вам: - Не смейте, не смейте
Играть про разлуку на маленькой флейте!

С.Островой
http://creatio.narod.ru/kamni.html

[Liza]

Странник

Отряхнуть старый плащ от дорожной пыли,
Перемётной сумы снять вериги с плеча -
Эй, корчмарь, я сегодня опять на мели,
Может, песня в оплату пойдёт калача?
Ну, а если кому нужен долгий рассказ
Про слияние лун и мерцанье песков –
У меня в животе пересохло как раз,
За полчашки вина – и сплясать я готов!

Молодой господин собирается в путь?
Вам не нужно спешить – скоро ночь на дворе.
И – у той вон красотки прелестная грудь!
Да и я уж за вас побродил по земле…
Если будет на то позволенье богов –
Я за пару монет вам открою секрет:
Мир чертовски красив на дорогах из слов!
Чтоб о том рассказать – смысла странствовать нет…

На Востоке? Бывал… Бирюза куполов
Над песками взрывает слезами глаза!
Вы безмерно щедры… Замечательный плов!
Мне сказал в Бухаре один мудрый мирза:
«У меня много жён, ты – оборван и сед…
Я могу всё купить, на тебе лишь халат.
Мне давно уж не вкусен сладчайший щербет,
Ты же – сыт, лишь понюхав его аромат…»

Почему он был мудр? Вы поймёте… потом.
Он давно уже знал – что успел потерять.
До заката мы с ним говорили о том -
Что река никогда не покатится вспять,
Что ушёл караван, но – остались следы,
Наша память – к себе путеводная нить…
И, чтоб вдоволь напиться – довольно воды,
А вино – лишь затем, чтобы крепче забыть…

Пусть ветра будут к вам милосердны в пути!
Мне пора, среди стен не смогу я уснуть…
В меру пьян, редко сыт – так позвольте уйти,
Простынями, поверьте, раздавит мне грудь.
У огня отогрелся мой старенький плащ –
Среди ваших лесов он - мой друг и постель.
И, во след мне, прошу – не желайте удач,
После них тяжелее обиды потерь…

Палех

[Liza]

По осколкам зеркал...

По осколкам зеркал волооких озёр
Пенный след облаков протащил самолёт.
Не ищите меня, где я был до сих пор,
Там, где буду – подавно никто не найдёт.

На страницах полей ровной строчкой жнивья
Начинает сентябрь свой осенний сонет.
Я – как будто бы вовсе сейчас и не я?
Ну, а кто – не понятен пока что ответ…

Палех

[Liza]

Осеннее Небо

Меняется ветер.
В оттенках природы
бледнеет и гаснет привычная яркость,
И Небо теряет свою непричастность
к гнетущему цвету
осенней погоды.

Скитальцы небесные
порваны в клочья,
Разбросаны в Бездне, лишенные лоска...
Безоблачность летних этюдных набросков
пропала
без веры в свою
непорочность.

Исчезли рассветы
в свинцовых вуалях
под мерные звуки органной сюиты...
Лишь скованно дышат немые софиты
мерцающим светом
в Небесные дали...

Осеннее Небо...
В последней октаве
едва узнаваемы
ноты надежды,
Природа степенно
меняет одежды,
Но силы дыхания
ей не хватает...

Настоящее Дыхание

[Liza]

[Liza]

последнее...

Обычный год –
две свадьбы, три беды.
Но круг не замкнут,
и граница смысла
срывает озадаченные числа
с бумажных стен
привычной немоты.

Не ставший откровением покой
мутировал и в мыслях,
и в надеждах…
Его Судьба
(бездушный врач-невежда)
надрежет страх уверенной рукой

и выпустит «презумпцию вины»…
Мы ей болели…
долго… бесконечно…
Считали путь души
– дорогой млечной,
Хотя, возможно,
были тем сильны.

Обычный год,
и всем известный сплин:
Коньяк, избыток тишины,
закуска,
Неспешный разговор
о жизни русской,
в которой
_____ТЫ
________ОСТАНЕШЬСЯ
____________________ОДИН…

Настоящее Дыхание

[Liza]

ПИСЬМА РИМСКОМУ ДРУГУ
(Из Марциала)

*
Нынче ветрено и волны с перехлестом.
Скоро осень, все изменится в округе.
Смена красок этих трогательней, Постум,
чем наряда перемены у подруги.

Дева тешит до известного предела -
дальше локтя не пойдешь или колена.
Сколь же радостней прекрасное вне тела:
ни объятье невозможно, ни измена!

*

Посылаю тебе, Постум, эти книги
Что в столице? Мягко стелют? Спать не жестко?
Как там Цезарь? Чем он занят? Все интриги?
Все интриги, вероятно, да обжорство.

Я сижу в своем саду, горит светильник.
Ни подруги, ни прислуги, ни знакомых.
Вместо слабых мира этого и сильных -
лишь согласное гуденье насекомых.

*

Здесь лежит купец из Азии. Толковым
был купцом он - деловит, но незаметен.
Умер быстро: лихорадка. По торговым
он делам сюда приплыл, а не за этим.

Рядом с ним - легионер, под грубым кварцем.
Он в сражениях Империю прославил.
Столько раз могли убить! а умер старцем.
Даже здесь не существует, Постум, правил.

*

Пусть и вправду, Постум, курица не птица,
но с куриными мозгами хватишь горя.
Если выпало в Империи родиться,
лучше жить в глухой провинции у моря.

И от Цезаря далеко, и от вьюги.
Лебезить не нужно, трусить, торопиться.
Говоришь, что все наместники - ворюги?
Но ворюга мне милей, чем кровопийца.

*

Этот ливень переждать с тобой, гетера,
я согласен, но давай-ка без торговли:
брать сестерций с покрывающего тела
все равно, что дранку требовать у кровли.

Протекаю, говоришь? Но где же лужа?
Чтобы лужу оставлял я, не бывало.
Вот найдешь себе какого-нибудь мужа,
он и будет протекать на покрывало.

*

Вот и прожили мы больше половины.
Как сказал мне старый раб перед таверной:
"Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
Взгляд, конечно, очень варварский, но верный.

Был в горах. Сейчас вожусь с большим букетом.
Разыщу большой кувшин, воды налью им...
Как там в Ливии, мой Постум,- или где там?
Неужели до сих пор еще воюем?

*

Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще... Недавно стала жрица.
Жрица, Постум, и общается с богами.

Приезжай, попьем вина, закусим хлебом.
Или сливами. Расскажешь мне известья.
Постелю тебе в саду под чистым небом
и скажу, как называются созвездья.

*

Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
долг свой давний вычитанию заплатит.
Забери из-под подушки сбереженья,
там немного, но на похороны хватит.

Поезжай на вороной своей кобыле
в дом гетер под городскую нашу стену.
Дай им цену, за которую любили,
чтоб за ту же и оплакивали цену.

*

Зелень лавра, доходящая до дрожи.
Дверь распахнутая, пыльное оконце.
Стул покинутый, оставленное ложе.
Ткань, впитавшая полуденное солнце.

Понт шумит за черной изгородью пиний.
Чье-то судно с ветром борется у мыса.
На рассохшейся скамейке - Старший Плиний.
Дрозд щебечет в шевелюре кипариса.

И.Бродский

[Liza]

Вдыхаю Вашу пустоту...

Вдыхаю Вашу пустоту,
В ладонях изморозь событий,
Их пряный вкус, давно забытый,
Уже совсем не по нутру.

Я привыкаю к тишине,
В ней эхо памяти тревожит,
Аккордом близким обнадёжив,
Но гаснет медленно во мне…

…Вы заварить просили чай.
Не выпив, мне стихи читали,
Пространство кухни согревая
Собой, улыбкой невзначай…

И вышли…, словно покурить.
Не попрощались. Не вернулись.
И холод одиноких улиц
хранит разорванную нить.

Настоящее Дыхание

[Liza]

Забытые деревни

В российских чащобах им нету числа,
все только пути не найдем –
мосты обвалились, метель занесла,
тропу завалил бурелом.

Там пашут в апреле, там в августе жнут,
там в шапке не сядут за стол,
спокойно второго пришествия ждут,
поклонятся, кто б ни пришел –

урядник на тройке, архангел с трубой,
прохожий в немецком пальто.
Там лечат болезни водой и травой.
Там не помирает никто.

Их на зиму в сон погружает Господь,
в снега укрывает до стрех –
ни прорубь поправить, ни дров поколоть,
ни санок, ни игр, ни потех.

Покой на полатях вкушают тела,
а души веселые сны.
В овчинах запуталось столько тепла,
что хватит до самой весны.

Л.Лосев

[Liza]

* * *

"Извини, что украла", - говорю я воровке;
"Обязуюсь не говорить о веревке", -
говорю палачу.
Вот, подванивая, низколобая проблядь
Канта мне комментирует и Нагорную Проповедь.
Я молчу.

Чтоб взамен этой ржави, полей в клопоморе
вновь бы Волга катилась в Каспийское море,
чтобы лошади ели овес,
чтоб над родиной облако славы лучилось,
чтоб хоть что-нибудь вышло бы, получилось.
А язык не отсохнет авось.

Лев Лосев

[Liza]

Батюшков

Ты мне скажешь – на то и зима,
в декабре только так и бывает.
Но не так ли и сходят с ума,
забывают, себя убивают?

На стекле заполярный пейзаж,
балерин серебристые пачки.
Ах, не так ли и Батюшков наш
погружался в безумие спячки?

Бормотал, что, мол, что-то сгубил,
признавался, что в чём-то виновен.
А мороз, между прочим. дубил,
промораживал стены из брёвен.

Замерзало дыханье в груди.
Толстый столб из трубы возносился.
Декоратор Гонзаго, гляди,
разошёлся старик, развозился.

С мутной каплей на красном носу
лез на лесенки, снизу елозил,
и такое устроил в лесу,
что и публику всю поморозил.

Кисеёй занесённая ель.
Итальянские резкости хвои.
И кружатся. кружатся досель
в русских хлопьях Психеи и Хлои.

Лев Лосев

[Liza]

ПАМЯТИ МИХАИЛА КРАСИЛЬНИКОВА

Песок балтийских дюн, отмытый добела,
еще хранит твой след, немного косолапый.
Усталая душа! спасибо, что была,
подай оттуда знак - блесни, дождем покапай.

Ну, как там, в будущем, дружище футурист,
в конце женитьб, и служб, и пересыльных тюрем?
Давай там встретимся. Ты только повторись.
Я тоже повторюсь. Мы выпьем, мы покурим.

Ведь твой прохладный рай на Латвию похож,
но только выше - за закатными лучами.
Там, руки за спину, ты в облаке бредешь,
привратник вслед бредет и брякает ключами.

Лев Лосев

[Liza]

РОЗА ОТВЕЧАЕТ СОЛОВЬЮ

Ночь, не отстающая, как нищенка.
Соловей, цитирующий Зощенко,
щелкающий из Толстого с Гамсуном:
“Миром правят голод и любовь”.

Над дурманной желтизной купавника
в местном, скромном облике шиповника
роза отвечает громогласному,
мне ее ответа не зaбыть.

Слово ее, вежливое, нужное,
влажное (ведь дело ночью!), нежное,
с финского на русский переводится
как “о да”, “о нет” и “может быть”.

Лев Лосев

[stas666]

Сиденье дома в дни торжеств
Есть отвратительный
Позорный жест,
Отталкивающий от вас:
Ведь даже старики стоят в воротах,
Обозначающий отказ
От всякой принадлежности к Народу.
Уткнувшемуся головой в диван
Поэтому необходимо
Вам:
Химеру отогнать толпы орущей
И выбраться на тротуар,
А лучше
Включиться в праздничный парад
И понести немного транспарант, где
Перечислены ударные цеха,
Или портрет секретаря ЦК.
А после,
Взяв на плечи пионера,
Кричать "УРА",
Вдыхая воздух нервно,
И возвратясь домой, еще с порога
Сказать:
- Я навсегда с таким народом. *
Есть отвратительный,
Позорный жест -
Сиденье дома в дни торжеств
Вл. Уфлянд

[Liza]

Проплывают облака

Слышишь ли, слышишь ли ты в роще детское пение,
над сумеречными деревьями звенящие, звенящие голоса,
в сумеречном воздухе пропадающие, затихающие постепенно,
в сумеречном воздухе исчезающие небеса?

Блестящие нити дождя переплетаются среди деревьев
и негромко шумят, и негромко шумят в белесой траве.
Слышишь ли ты голоса, видишь ли ты волосы с красными гребнями,
маленькие ладони, поднятые к мокрой листве?

"Проплывают облака, проплывают облака и гаснут..." --
это дети поют и поют, черные ветви шумят,
голоса взлетают между листьев, между стволов неясных,
в сумеречном воздухе их не обнять, не вернуть назад.

Только мокрые листья летят на ветру, спешат из рощи,
улетают, словно слышат издали какой-то осенний зов.
"Проплывают облака..." -- это дети поют ночью, ночью,
от травы до вершин все -- биение, все -- дрожание голосов.

Проплывают облака, это жизнь проплывает, проходит,
привыкай, привыкай, это смерть мы в себе несем,
среди черных ветвей облака с голосами, с любовью...
"Проплывают облака..." -- это дети поют обо всем.

Слышишь ли, слышишь ли ты в роще детское пение,
блестящие нити дождя переплетаются, звенящие голоса,
возле узких вершин в новых сумерках на мгновение
видишь сызнова, видишь сызнова угасающие небеса?

Проплывают облака, проплывают, проплывают над рощей.
Где-то льется вода, только плакать и петь, вдоль осенних оград,
все рыдать и рыдать, и смотреть все вверх, быть ребенком ночью,
и смотреть все вверх, только плакать и петь, и не знать утрат.

Где-то льется вода, вдоль осенних оград, вдоль деревьев неясных,
в новых сумерках пенье, только плакать и петь, только листья сложить.
Что-то выше нас. Что-то выше нас проплывает и гаснет,
только плакать и петь, только плакать и петь, только жить.

И.Бродский

[stas666]

Не есть хорошо снимать против света