Фсякое

[Александер]

Когда работа спорится, то личная жизнь не ладится или наоборот ладится, но не спорится или наоборот...Или не так, совсем запутался, но всё таки жизнь не так ужасна, как о ней думаешь; бывает всё гораздо-гораздо страшней, вот например первая мировая война, она началась в 1914 и закончилась в 1918, главной особенностью этой войны было то, что за пару километров никому не нужного поля могли положить сотни тысяч жизней, главные потери в этой войне пришлись на огонь артиллерии, сотни орудий долбят по крошечному пяточку земли, где серая жижа перемешивалась с ярко алой кровью или поднибались где-то тёмно-жёлтые, где-то коричневые клубы пыли, обильно сдобренные человеческими костями. Интересно, а был ли на первой мировой секс, недавно я узнал, что в СССР его не было и не могло быть, потому что тоталитаризм, вот что такое тоталитаризм и был ли он на первой мировой, когда одурманенные национализмом человечьи стаи становились хорошими мишенями для артиллерии или он возник позже, или вообще не возник, или возник и растворился словно утренний туман, словно его и не было... А-а чего это я, ах да я о сексе да ещё о каком, который бывает в экстремальных ситуациях в обстановке страха и стресса. Страх бывает нескольких типов; резкий жуткий пронзающий парализующий волю, когда твои нервы, твой спинной мозг отказывается подчинятся головному, я такой испытывал, бывает страх как предчувствие чего-то нехорошего, когда гортань прилипает к горлу, грудь распирает нечто живое и мерзкое, что чувствуешь, но не видишь и в целом жуткая бессоница, такой страх ваш покорный слуга тоже испытывал, а бывает страх, который я не испытывал, страх боя, смерти вокруг и ощущения себя мишенью в тире или дичью на охоте. Говорят, такой страх вызывает небывалое сексуальное влечение, недаром война без изнасилований не война, но, описанные выше два вида страха, не вызывают никакого сексуального влечения, а наоборот убивают его и тем более не вызывают мыслей об изнасиловании кого-нибудь, даже смазливой соседки, но они проходят, и жизнь становится прекрасной... Да жизнь прекрасна, если она не прекрасна, то это не жизнь или наоборот, ахх опять запутался...

[Александер]

Непонимание. Оно как вершитель заблудших судеб их начало и конец, а если попробывать подойти к вопросу диалектически, то и то, и другое, в него упираются и начинаются новые человеческие взаимоотношения, принося в микрокосм человека разнообразие, заставляя играть его различными оттенками, а может и всем спектром белого цвета, но возможно ли не постфактум заметить метаморфозу, или людям суждено воспринимать любую неудачу как чёрную дыру, воронку, сжимающую в душе эмоции, и ничего не выпускающую вовне. Доверять чувствам, или только хронос может ответить на вопрос, и что скажет нам Вечность?

[Александер]

Первое правило политика Политика это искусство, оно способно на многое, это магия масс, а политик сродни волшебнику, поэтому переиначивая Гудкайда можно сформулировать первое правило политки: «Люди глупы. Люди глупы, и, если правдоподобно объяснить, почти все поверят во что угодно. Люди глупы и могут поверить лжи, от того, что хотят верить, будто это правда, или от того, что боятся знать правду. Головы людей полны всякими знаниями и верованиями, большинство из которых ложны, но всё же люди в это верят. Люди глупы: они редко могут отличить правду от лжи, но не сомневаются, что способны на это. Тем легче их одурачить».

[Александер]

О модернизме Перечитывал "Дни Турбиных", сюжет подражает джойсовскому Улиссу, причём переигровка сюжета слабая, даже я бы сказал неразвитая, через 15 лет Булгаков в " Мастере и Маргарите" проклянёт ту систему, в апостолы которой призывал своего главного героя, но, мне кажется, в этом и есть логика модерна, создавать не сюжеты, а их симулякры в новых декорациях; тоталитарная сущность модерна не позволяет рождаться новым сюжетам (ибо культурный тоталитаризм во сто крат опаснее политического) а родившиеся в страшных муках непонимания образы отодвигаются на периферию, симулякры как сорняки проростают сквозь материальную жизнь цивилизации, создавая при этом иллюзию культуры, иллюзию жестокую и страшную иллюзию правдоподобную с жизнью. Они превращают саму Жизнь в собственное подобие, в страшный сон Кафки, стремясь отобрать у человека его ум и свободу, честь и совесть, так как не заставляют а прельщают и закабаляют дух, ставя его в жестокие рамки материи; модерн не создаёт, модерн аннигилирует аксиологию разума, порождая всё новые и новые симулякры, и выдаёт их за подлинные страсти души. Ничто не вечно под луной, написал мудрец, но ни одна эпоха в истории рода человеческого не заставляла ходить время по кругу так, как современность ибо жизнь не терпит повторений и вычёркивет их за рамки бытия, превращая в окаменелости, так сказал уже другой мудрец эпохи модерна, осознавая или скорее не осознавая ,ибо это гениально, ритмы своей эпохи, символом которой он стал, или его сделали неблагодарно благодарные потомки, но не стоит их проклинать, ибо эпоха не терпела природы, как гениально написал Уолт Уитмен, может быть единственный поэт, певец своего времени, который сумел его преодолеть и насадить сад в безводной пустыне небытия...

[Александер]

Конец страстью играть, рушится от

Я ваш источник самоуничтожения

Вен, что насос со страхом, сосание темные ясно

Ведущие на строительство смертей



Вкус во мне, что вы увидите

Чем больше, тем все, что нужно

Посвященный

Как я убиваю вас



Приползет быстрее

Соблюдайте ваш Учитель

Ваша жизнь горит быстрее

Соблюдайте ваш Учитель

Мастер



Master игры я потянув ваши строки

Скручивая свой ум и разгрома своей мечты

Ослепленный мной, вы не можете видеть вещи

Просто позвоните моим именем, потому что я услышу тебя кричать

Мастер

Мастер

Просто позвоните моим именем, потому что я услышу тебя кричать

Мастер

Мастер



Рукоделие, кстати, никогда ты предаешь

Жизнь смерти становится все яснее

Боль монополии, ритуальные страдания

Чоп свой завтрак на зеркале



Вкус во мне, что вы увидите

Чем больше, тем все, что нужно

Посвященный

Как я убиваю вас



Приползет быстрее

Соблюдайте ваш Учитель

Ваша жизнь горит быстрее

Соблюдайте ваш Учитель

Мастер



Master игры я потянув ваши строки

Скручивание свой ум и разгрома своей мечты

Ослепленный мной, вы не можете видеть вещи

Просто позвоните моим именем, потому что я услышу тебя кричать

Мастер

Мастер

Просто позвоните моим именем, потому что я услышу тебя кричать

Мастер

Мастер



Мастер, Учитель, где же мечты, что я после этого?

Мастер, Учитель, ты обещал только ложь

Смех, смех, все, что я услышал или увидел это смех

Смех, смех, смех на мои крики

Ад стоит все, что естественная среда обитания

Просто рифмы без причины

Бесконечный лабиринт, дрейфа на пронумерованных днях

теперь ваша жизнь вне сезона

Я буду занимать

Я помогу тебе умереть

Я буду работать через вас

Теперь я исключаю вас тоже



Приползет быстрее

Соблюдайте ваш Учитель

Ваша жизнь горит быстрее

Соблюдайте ваш Учитель

Мастер



Master игры я потянув ваши строки

Скручивая свой ум и разгрома своей мечты

Ослепленный мной, вы не можете видеть вещи

Просто позвоните моим именем, потому что я услышу тебя кричать

Мастер

Мастер

Просто позвоните моим именем, потому что я услышу тебя кричать

Мастер

Мастер

[Александер]

Как правильно срать!?

Только мамлюки умеют смотреть прямо.
Первая заповедь мамлюков.

Понятие "как правильно уметь срать" вышло из обихода интеллигентов после Великой Октябрьской социалистической революции. Ленин гроогласно рассказал о «пролетарском сознании» русского мира, показал, как язык заводов, фабрик противостоял языку университетов и царских дворцов.

«Неумение срать» есть образец контрязыка, это переворачивание смысла, о «материально-телесном низе», который противостоит правильной идеологии. Эвфемизм «материально-телесный низ» всегда обозначал в России пример вульгарности и похабства, не то чтобы в России обожают Ленина, но обретение свободы через "неумение срать" стало для советской интеллигенции откровением.
Парадоксально, что "неумение срать" она возвела в свой принцип, хотя это, вообще говоря, её коллективное сознание, о бессознательном поговорим в другой раз .

Но к искомому моменту советской истории интеллигентская прослойка как раз оформилась как своего рода община, а той первичной общины, которую старательно рушили Столыпин и Троцкий, уже не существовало. Считалось, что эта прослойка — носитель культуры и хранитель знаний, на деле, разумеется, это было далеко не так, все, кто умел правильно срать характеризовали эту страту как «образованщину», а у народа слово «интеллигент» стало ругательным — и не потому, что рабочий и колхозница не уважали Менделеева и Ключевского, но потому, что среднестатический выпускник Литературного института, уже не только не умел срать, но и не собирался этому учиться. По сути, он был никем — горожанином и только.

Возникла вязкая среда со своим кодексом поведения, с фольклором и с определенной связью с русской интеллигенцией. Связь была символической — так лишь мамлюки наследовали дренеегипетским фараонам. Но важно, что в качестве самоназвания городская община выбрала себе имя «интеллигенция», а вместе с именем присвоила и наследие судеб Пушкина и Блока, Розанова и Достоевского.

Образованным людям уже было ясно, что новая интеллигенция не разделяет с народом убеждений, а общую судьбу разделяет поневоле, и срут они по-разному...
После того как теория была усвоена, стало само собой разумеющимся, что срать — понятие двусоставное и элита расскололась: одни умеют срать, а другие этому не хотят учиться (мама не научила). Официоз срет серьезно — а культурные люди срут на эту серую серьезность.

Небольшие устные рассказы очевидцев из общественных туалетов произвели эффект, сопоставимый с эффектом от «Протоколов сионских мудрецов». С. Нилус описал бедствие, а Ленин, который писал о «буржуазной культуре» и «культуре пролетарской», показал неправильную форму сопротивления беде: требуется разучиться срать.

Суждения Ленина прогрессивная интеллигенция в грош не ставила, его учение о «двух культурах» было предметом насмешек, но через пятьдесят лет после смерти тирана именно его теория была признана истинной. Правда, отныне неумение срать именовали не пролетарской культурой, а приобщением к общечеловеческим ценностям и разучился срать уже не народ, но городская среда.

Развитие ленинской теории в эпоху финансового капитализма имело ту особенность, что носителем «прогрессивной» культуры неправильного опорожнения оказался народ потенциальных плохих людей

Вообще, со времен революции, будь она не ладна, содержание опорожняемых желудков России поменялось. Даже в ранние советские времена, на стройках или в кустах, в городских дворах и в школьных туалетах и даже в лифтах срали иначе.

Продолжение следует.