[Kati-Gusta]

Исаич о Галиче.
"Отобразитель интеллигентского настроения".


Предостережение евреям о существующей для них, по
мнению Галича, угрозе Соловков было резко
осуждена А.Солженицыным, знавшим, что в момент
создания концдагеря в Соловках евреев-заключенных
почти не было, зато среди руководства лагеря,
кураторов лагеря, "в камергерах и в Сенате" их
было множество. А.Солженицын разъясняет:


"...Галича советско-германская война застала в 22
года. Он рассказывает: был освобождён от воинской
повинности по здоровью, уехал в Грозный...
Вспоминает, как не раз выступал в санитарном
поезде, сочинял частушки для раненых, после
концертов пили спирт с симпатичным начальником
поезда в его купе... Кончилась война — стал
известным советским драматургом, 10 его пьес
поставлено "большим количеством театров и в
Советском Союзе и за рубежом", — и сценаристом,
участвовал в создании многих фильмов. Это — в
40-50-е годы, годы всеобщей духовной мертвизны,
не выбиваясь же из неё? И о чекистах тоже был у
него фильм, и премирован.


Но вот с начала 60-х годов совершился в Галиче
поворот... ля авторского "я" он нашёл, точно в духе
времени, форму перевоплощения: отнести себя — ко
всем страдавшим, терпевшим гонения и погибшим. "Я
был рядовым и умру рядовым"; "А нас, рядовых,
убивают в бою". А долее всего, казалось, — он был
зэком, сидел, много песен от лица бывшего зэка: "а
второй зэка — это лично я".

"Я подковой вмёрз в санный след,
в лёд, что я кайлом ковырял!
Ведь недаром я двадцать лет
протрубил по тем лагерям"


— так что многие и уверены были, что он оттуда:
"у Галича допытывались, когда и где он сидел
в лагерях" ( В.Волин. Он вышел на площадь. Галич ).

И как же он осознавал своё прошлое? своё
многолетнее участие в публичной советской лжи,
одурманивающей народ? Вот что более всего меня
поражало: при таком обличительном пафосе — ни
ноты собственного раскаяния, ни слова личного
раскаяния нигде! — И когда он сочинял вослед:
"партийная Илиада! подарочный холуяж!" сознавал
ли, что он и о себе поёт? И когда напевал: "Если ж
будешь торговать ты елеем" — то как будто советы
постороннему, а ведь и он "торговал елеем" полжизни.
Ну что б ему отречься от своих проказёненных пьес и
фильмов? — Нет! "Мы не пели славы палачам!" — да
в том-то и дело, что — пели. — Наверное, всё же
сознавал, или осознал постепенно, потому что позже,
уже не в России, говорил: "Я был благополучным
сценаристом, благополучным драматургом,
благополучным советским холуем. И я понял, что
я так дальше не могу. Что я должен наконец-то
заговорить в полный голос, заговорить правду...".

А ещё по-настоящему в нём болело и сквозно
пронизывало его песни — чувство еврейского
сродства и еврейской боли: "Наш поезд уходит
в Освенцим сегодня и ежедневно". "На реках
вавилонских" — вот это цельно, вот это с
драматической полнотой. Или поэма "Кадиш".
Или: "Моя шестиконечная звезда, гори на рукаве
и на груди". Или "Воспоминание об Одессе" ("мне
хотелось соединить Мандельштама и Шагала").
Тут — и лирические, и пламенные тона. "Ваш
сородич и ваш изгой, / ваш последний певец Исхода",
— обращается Галич к уезжающим евреям.

Память еврейская настолько его пронизывала, что
и в стихах не-еврейской темы он то и дело вставлял
походя: "не носатый", "не татарин и не жид"... Но ни
одного еврея преуспевающего, незатеснённого, с
хорошего поста, из НИИ, из редакции или из торговой
сети — у него не промелькнуло даже. Еврей всегда:
или унижен, страдает, или сидит и гибнет в лагере. И
тоже ставшее знаменитым:

Не ходить вам в камергерах, евреи...
Не сидеть вам ни в Синоде, ни в Сенате.
А сидеть вам в Соловках да в Бутырках.


И как же коротка память — да не у одного Галича, но
у всех слушателей, искренно, сердечно принимающих
эти сентиментальные строки: да где ж те 20 лет, когда
не в Соловках сидело советское еврейство — а во
множестве щеголяло "в камергерах и в Сенате"!


Забыли. Честно — совсем забыли. О себе — плохое
так трудно помнить.

А поелику среди преуспевающих и доящих в свою
пользу режим — евреев будто бы уже ни одного, но
одни русские, — то и сатира Галича, бессознательно
или сознательно, обрушивалась на русских, на всяких
Климов Петровичей и Парамоновых, и вся социальная
злость доставалась им в подчёркнутом "русопятском"
звучании, образах и подробностях, — вереница
стукачей, вертухаев, развратников, дураков или
пьяниц — больше карикатурно, иногда с
презрительным сожалением (которого мы-то и
достойны, увы!)... всех этих вечно пьяных,
не отличающих керосин от водки, ничем,
кроме пьянства, не занятых, либо просто
потерянных, либо дураковатых.
А сочтён, как сказано, народным поэтом...
И ни одного героя-солдата, ни одного
мастерового, ни единого русского интеллигента
и даже зэка порядочного ни одного (главное зэческое
он забрал на себя), — ведь русское всё "вертухаево
семя" да в начальниках..."

( А.И.Солженицын. Двести лет вместе. Ч.2. В Советское время.
Глава 24 — На отколе от большевизма. )


==========================

= Браво, Александр Исаевич!
Весь пафос "инакомыслия" слетел,
как пыльца с крыльев бабочек.
***"Позолота вся сотрётся -- свиная
кожа остаётся" (Г-Х Андерсен)