[Пpохожий]

Русский Шерлок Холмс

Серия неудач привела эсеров в уныние − многие из них считали, что террор себя исчерпал. Кто знает, как бы закончилась эта история, не вмешайся в неё лицо совершенно постороннее − журналист Владимир Бурцев, издававший журнал об истории революции в России «Былое». Читаешь это унылое название, и представляется классический русский кабинетный интеллигент − пенсне, бородка, совиное лицо Клима Самгина. Да-да, именно так Бурцев и выглядел. Однако было у него несколько редких талантов: способность к логическому мышлению, умение разговаривать с людьми и необычайная, самоотверженная упёртость. Сумма этих качеств чуть позже принесёт ему славу «русского Шерлока Холмса».

Весной 1906 года к Бурцеву явился неизвестный и, рассказав, что служит в департаменте полиции, сообщил удивительные сведения. Оказывается, в самых верхах партии эсеров есть провокатор по кличке «Раскин». Это ценнейший агент департамента: в тайну его личности посвящены лишь несколько высших чинов. Михаил Бакай (так звали посетителя) признался, что чем дольше он в полиции, тем противнее ему: полиция явно помогает деньгами субъектам, которые по долгу службы не могут не принимать участия в терроре.

У обычного социалиста такое сообщение не вызвало бы никакого доверия. Скорее всего, он намылил бы гостю шею, подумав, что провокатор не в верхах партии, а перед ним: поклёпом на вождей он хочет посеять раздор внутри партии. Но Бурцев был любопытен: он потребовал от Бакая подтверждений, что тот говорит правду. И тот их предоставил: назвал даты и места проведения тайных съездов эсеров, а также адреса лабораторий по производству динамита. Эти сведения могли быть известны полиции только от кого-то из руководства Боевой организации.

С помощью Бакая Бурцев занялся борьбой с провокаторами в революционном движении. «В продолжении многих лет моя жизнь была отравлена почти беспрерывно, изо дня в день», − вспоминал он об этом времени. Борьба шла всегда по одному и тому же сценарию: обвиняемые со всем остервенением, на которое были способны, набрасывались на «русского Шерлока Холмса», пытаясь его раздавить. Когда же обвинение было наконец доказано, Бурцева чествовали как героя, спасшего товарищей от тюрьмы, − и так до следующего дела, когда травля начиналась с новой силой.

Несмотря на расследования, принесшие ему авторитет в революционных кругах, Бурцев не испытывал удовлетворения. Его мучил проклятый вопрос: кто же такой «Раскин»? И однажды на него снизошло озарение. Первая русская революция была в разгаре, и Бурцев, прогуливавшийся по улицам Петербурга, то и дело замечал следящих за ним филёров. Вдруг мимо него неспешно проехал на извозчике Азеф с женой. Бурцев по привычке испугался: как бы они с ним не поздоровались, запятнав себя знакомством с политически неблагонадёжным... И вдруг словно опомнился: погодите-ка, это я неблагонадёжный? Я, Бурцев, кабинетный червь, вздрагиваю от того, что за мной следят шпики, а Азеф, страшнейший в России террорист, открыто катается по улице на извозчике, и безо всякого хвоста из филёров?

Сперва логика дала сбой: он подумал, что шпики избегают следить за Азефом именно потому, что где-то возле него трётся тот самый «Раскин» и полиция уверена, что глава эсеров в надёжных руках. Но затем в голове у журналиста сложились все части пазла: почему сам Азеф-то всё это время не боялся слежки? Объяснение могло быть только одно: потому что в полиции он свой человек − он и есть тот самый «Раскин». Но ведь это невозможно. Как может быть полицейским шпионом человек, который убил Плеве и великого князя! Бурцев стал расспрашивать террористов о причинах успехов и неудач конкретных покушений, выясняя, где был Азеф во время этих актов террора. Выяснилось, что во время крупных провалов Азеф, как правило, был среди товарищей, а перед удачными покушениями пропадал. Выходило, будто он одновременно дурил голову и коллегам, и полиции − отмежёвывался от удачных покушений и светился там, где их удавалось предотвратить.

Бакай превосходно знал всех главарей эсеров − Чернова, Натансона, Гоца. Но когда он услышал имя Азефа, он был удивлён: какой такой Азеф? не знаю никакого Азефа! Услышав от Бурцева, что речь идёт о главе Боевой организации, он даже обиделся − был уверен, что журналист ему не доверяет и для какой-то цели водит за нос с этим Азефом. Но, убедившись, что собеседник говорит о реальном лице, задумался. И вдруг оживился: «Если Азеф видный эсер, да ещё глава Боевой организации, а у нас о нём не разговаривают и его не разыскивают − значит, он наш сотрудник!» У Бурцева больше не оставалось сомнений.

Он поведал о своём открытии главе «Северного летучего отряда эсеров» Траубергу. Тот вежливо, но твёрдо сказал, что подозрения недопустимы. Однако с тех пор они стали видеться каждую неделю, и с каждой новой встречей предположение Бурцева казалось Траубергу всё более логичным. Как одна костяшка домино, упав, роняет за собой другие, так и вера в непогрешимость Азефа вдруг посыпалась, повалив веру в мудрого и неподкупного наставника. И вдруг Трауберга арестовали. Был арестован и Бакай, который по совету Бурцева бросил охранку. Вряд ли эти события были случайными.