[Пpохожий]

МОСКВА В ИЮЛЕ 1918 Г.

Я возвратился в Москву пятого или шестого июля. За десять дней моего отсутствия положение стало гораздо тревожнее. Точно начинало сбываться предсказание Радека. В Кремле нервничали. Под Самарой образовался настоящий фронт. Ярославль был захвачен восставшими. Появились сведения, что корниловцы (тогда большевики так называли всех добровольцев) развивают наступление на юге. Со всех концов России поступали сведения о росте крестьянского недовольства.

В самой Москве кажется в день моего распространились слухи о брожении среди левых эсеров, которых поддерживает отряд чеки. А затем был убит германский посол Мирбах34. Большевики чувствовали, что враги наступают на них со всех сторон и совершенно не были уверены, что справятся с положением. Наиболее видные из них уже обеспечили себе тайные квартиры на случай переворота. В июле и в самом начале августа Москва бурлила какими-то стихийными протестами против большевиков.

Чека все еще не приступила к работе в широком масштабе, еще не была по-настоящему налажена система сыска. Члены контрреволюционной организации почти открыто ходили по Москве, а разъезжать по России могли с хорошими советскими документами, выправляемыми лицами, служившими у большевиков подобно мне. Кроме организации, поставившей себе задачей освобождение Царской семьи, большевики за эти полтора месяца не раскрыли ни одного сколько-нибудь значительного антисоветского сообщества.

Аресты происходили, но арестовывали или наобум или же прежних общественных и политических деятелей. Часть этих арестованных была расстреляна в порядке массового террора, который начался в августе. Несмотря на то, что по улицам все время разъезжала чекистская автомашина и каждую ночь происходили расстрелы, русский культурный класс все еще не мог понять, на что способны большевики и что такое Советская власть. Темп жизни менялся очень медленно. Частные магазины еще были открыты, и только в июле прекратилось существование последней несоветской газеты.

Широкая публика, во всяком случае до 18 июля, когда пришло известие об екатеринбургском злодеянии, не ощущала антихристовой природы Советской власти. Из Москвы уезжали тогда сравнительно немногие, хотя уехать было очень легко. Большинство не хотело расставаться со своими насиженными углами, не понимая, что оно будет выгнано из этих углов. Среди самых ярых противников Советской власти можно было встретить почти джентльменское отношение к большевикам. Так, например, известно, что у Виленкина, арестованного по делу об организации побега екатеринбургских узников, во время личного допроса его Дзержинским был револьвер. Виленкин знал, что он обречен.

Держал себя на допросе с большим достоинством, сказал Дзержинскому, что большевики мерзавцы, но почему-то не нашел возможности пустить пулю в лоб главному вдохновителю Чеки.