[Пpохожий]

Для меня не нашлось места в здании советского посольства, где я только столовался, а жил рядом в гостинице. Тогда еще все советские учреждения — посольство и консульство помещались в одном и том же здании бывшего российского посольства. Торгпредства еще не существовало. Полпредом был Иоффе. Консулом Менжинский28 — будущий глава ГПУ. При Иоффе состояла бойкая девица, снимавшаяся с ним чуть ли не на всех фотографиях и не скрывавшая своей связи с первым советским дипломатом.

Газеты иногда острили по поводу этой девицы — Иоффе держал себя очень важно. У него был нарядный и холеный вид, впрочем также как и у всех чинов посольства. Еще в Москве мне рассказывали, что он не хотел выезжать в Берлин, пока все чины не приобретут полный дипломатический гардероб. С подчиненными Иоффе держал себя тоже очень важно. Мне была назначена «аудиенция» дня два спустя после приезда. Я заявил ему, что прислан для выяснения торговых возможностей и должен из Берлина на короткий срок проехать в Берн. О торговле он со мной не стал говорить, сказал, что на днях из Скандинавии приезжает Красин, который и даст мне необходимые справки и указания.

Когда же Иоффе узнал, что я хочу ехать в Швейцарию, где находилась советская миссия во главе с неким Берзиным29, то прежде всего спросил меня состою ли я в партии. После же моего отрицательного ответа он довольно кисло сказал, что мне долго придется ждать швейцарской визы, так как швейцарское правительство разрешает въезжать каждую неделю только двум-трем советчикам и уже многие ждут виз. Я просил записать меня в очередь и сказал, что буду тоже ждать, так как должен исполнить поручение данное мне Бронским.

Поскольку я мог понять из разговоров с разными людьми, находящимися в полпредстве, большевики предполагали организовать в Швейцарии центр пропаганды на союзнические страны и потому пускали туда только людей, которых считали совсем своими. Секретарями у Иоффе были Якубовский и Лоренц, последнего я встречал на семинарах по гражданскому праву в Петроградском университете. Он меня тоже помнил и был со мной более откровенен, чем остальная публика. Он рассказал мне, что Иоффе поддерживает связь с независимыми социал-демократами, которые бывают у полпреда.

Лоренц с гордостью заявил (хотя тогда он еще не был большевиком), что через независимых Иоффе может влиять на Рейхстаг. По-видимому, в то время прямая революционная пропаганда только еще налаживалась и полпред был доволен хотя бы влиянием на политические круги через независимых. Довольно неожиданно для себя в задних комнатах посольства я обнаружил некоторых жителей московского «Метрополя» — Ларина, Бухарина и некоего Миллера, немца из колонистов, который, по-видимому, впоследствии играл видную роль в деле коммунистической пропаганды в Германии.

Они постоянно бывали с Менжинским, но с Иоффе я их никогда не видал. Менжинский производил какое-то совершенно незаметное впечатление. Разговоры обычно происходили в комнате, где жил Ларин, это пожалуй была спальня посла. Две черноглазые девицы приехали в Берлин с уродливым советским экономистом. Ларин с Бухариным были завалены книгами и брошюрами. Миллер завязывал связи с левыми политиками. Бухарин мне сразу напомнил разговор в комнате заседаний Совнаркома об распространении фальшивых денег на Украине.

— Ведь и здесь это невредно сделать,— сказал он мне с усмешкой.

Коммунисты посмеивались над многочисленными портретами Вильгельма30 и генералов, выставленными по городу. — Недолго это продлится, придется выставлять другие портреты,— как-то заметил мне Бухарин. Вся эта компания нескрывала своего презрительного отношения к существующему германскому правительству. Если Ларин и Бухарин приехали в Берлин только еще для изучения существующего положения, то несомненно, что Миллер уже пробовал наладить какую-то работу. По обрывкам разговоров я понял, что он все время видится с лидерами немецких рабочих, только не с. д., а независимыми.

Во время моего пребывания в Берлине в полпредстве находился еще один субъект, роль которого осталась для меня не ясной. Это был левый эсер старик Натансон31. Он как и я ехал в Швейцарию. Окружающих он уверял, что едет лечиться, но не было никакого со-мнения, что он послан с какой-то миссией. Слишком внимательно к нему относились видные большевики, и он часто виделся с Иоффе. Раза два он поднимал вопрос о необходимости революционной работы среди французских рабочих. Не этим ли объясняется его поездка в Швейцарию... (Далее А. Борман ожидает Красина, описывает Берлин — л. 67-68 — ред.). Приехал Красин32 и с ним Боровский33. Красин сразу вызвал меня. Он полон торговых планов. Ведет переговоры с торговыми фирмами. Он оказался первым большевиком сразу определившим, что я ничего не понимаю в торговых делах. Заговорил со мной о возможности вывоза льна и обнаружил мое полное незнание. Но вероятно он уже встречал немало советских служащих незнающих свое дело, и потому я не вызвал в нем подозрения... (Не дождавшись швейцарской визы А. Борман возвращается в Москву: Александрово, Варшава, Скерневиц, Равка, Орша,— л. 68-69 — ред.).