[Пpохожий]

ЖИЗНЬ КОММУНИСТОВ В МОСКВЕ

Довольно скоро после своего поступления в комиссариат я стал бывать в номере 405 Метрополя, в котором помещался мой комиссариат — номер этот состоял из двух комнат с ванной. Вся Гостиница была наполнена коммунистами и советскими служащими. Вероятно, если бы я настаивал, то тоже получил бы там комнату, но я предпочитал жить в контрреволюционной квартире.

Комнаты получше были распределены между различными большевиками, занимавшими руководящие места на различных комиссариатах, но главных лидеров тут не было, они жили в Кремле. В «Метрополе» тогда стояли такие лица как Вронский, Ларин, Радек, Раковский, Гуковский12 и другие. Почему-то крайние номера левого крыла здания были заняты различными комиссарами хозяйственных ведомств. Под Вронским номер 305 занимал Ларин со своими девицами.

Жили по-разному. Вронский так и остался студентом, довольствуясь плохоньким обедом в советской столовой и вишнями с лотка. А у Ларина полная противоположность. Обильная и изысканная пища. Две черноглазые девицы внимательно и преданно ухаживают за этим отвратительным уродом с паралитическими руками и каким-то страшным искривлением рта. Но если некоторые коммунисты и пользовались только немногим, то не потому, что не могли чего-либо получить, а просто потому, что были заняты другим. У комиссаров в номерах было довольно много книг.

В этом отношении обращала на себя комната Радека, заваленная книгами и немецкими и австрийскими газетами. По вечерам обычно комиссарские комнаты были пусты, так как их обитатели отправлялись в Кремль на заседание малого или большого совнаркома. Днем комиссары уезжали в учреждения, а по утрам сидели друг у друга и обсуждали события. Чаще всего собирались у Ларина, занимавшего тогда какой-то высокий пост в Высшем Совете Народного Хозяйства. Присутствуя при этих беседах, я понял, что нахожусь в обществе людей совершенно отличного от меня измерения.

Позже, когда я стал бывать в Кремле, и особенно в разговорах с Лениным это ощущение во мне упрочилось еще более. Я находился среди людей, которые считали, что черное есть зеленое, а красное — синее. Как и при разговорах с Вронским, при разговорах с остальными коммуниста-ми я сразу понял, что для них прежде всего существует Ленин, а уже затем ЦК, СНК и другие учреждения. Все начиналось Лениным: «Ильич сказал, Ильич решил, Ильич считает», а кончалось жуткой и для самих коммунистов тенью Дзержинского. Часто я слышал от них: «Феликс во имя революции не пожалеет и своей матери». Только эти два имени выделялись. Об остальных, в том числе и о Троцком, говорили как о равных.

У Ларина в комнате довольно много беседовали об организации внешней торговли. Завсегдателями у него были Милютин и Ломов13. Много споров вызывал вопрос об участии во внешней торговли частных лиц и организаций. По-видимому к апрелю (1918 г. — ред.) у большевиков еще не сформировалось решения окончательно и радикально расправиться с частной торговлей. В беседе с Ломовым Ленин много говорил об участии частных лиц во внешней торговле. Постоянно спорили также о функциях отдельных учреждений. Каждый хотел оттягать себе побольше.